Уверение Фомы. Рассказы. Очерки. Записи. Станислав Минаков
названный “омофор”, держит над миром Матерь выше любых даров, как бы ни пела плаха, как бы ни сек топор…».
Затем Плотов исхитрился усесться за столик как-то так, что их с Алиной ноги сразу нашли друг друга. Подсунул свою стопу – под её миниатюрную, чтоб та не мерзла, а второй своей – ещё и накрыл, словно двумя ладонями обнял. Да он бы и щеками-губами прижался к этим дивным маленьким ногам…
«Чуть узенькую пятку я заметил», – воскликнул изумлённый пушкинский Дон Гуан, а слуга его Лепорелло сходу прокомментировал – вполне саркастически, но и уважительно: «Довольно с вас. У вас воображенье в минуту дорисует остальное; оно у нас проворней живописца, вам всё равно, с чего бы ни начать, с бровей ли, с ног ли…»
Мммм.
Галина вышла поговорить с вислоухой, а они так и сидели, проникновенно поглаживая под столом друг друга; изредка он слегка поднимался пальцами ног по её голеням, спрятанным в чёрные колготы под серой юбкой.
Аличка. Женщина в белой блузе, с голубовато-зелёным платком-батиком на плечах, смотрела на Плотова, как умный, изумлённый и растерянный совёнок, протягивала руку – ног было недостаточно! – и трогала его! Это были не просто касания, а поглаживания, заключавшие в себе не только продолжительность, но и, пожалуй, сожаление о том, что ладонь следует иногда убирать.
Плотов был обманываться рад: ему хотелось думать, что Алина трогает его столь содержательно, как трогал бы её он сам, но до поры не торопился. Однако потом погладил хвостик её волос, коснулся щеки, да так и замер, потому что она удержала его руку, прижав плечом. Он потёк навстречу её склоненной набок голове, и сразу их губы встретились, забылись друг в друге. «Уста наши открыты вам, сердце наше расширено…» Скажешь ли лучше апостола Павла? Или апостол говорил – о другом, внестрастном?
Тогда скажи сам: «Сок забытья, забвенья нектар под языком её…»
Стих на Плотова накатил-таки, что бывало нечасто. И потому Плотов ещё немного попел-почитал – из нового, достав, чтоб не ошибаться, из сумки распечатки. И под занавес выдал эксклюзив – для скрыпалей:
– «Смычком измучив верную, концертную, устав, как в поединке за бессмертную, по мостовой, – проворно, как с пригорочка, студенточка идёт, консерваторочка…».
Алина мяконько заявила, что он всё исполняет как-то не так, что надо что-то подправить, привела в пример местного барда, Шумова, что ль. (Гений, ё! Уж не дружок ли? Ух, если б Плотову жить в О., он бы всех её дружков на нет извёл, нанивэць, как сказали бы в граде С. Самонадеянный ты тип, Арсений Данилыччч!). Захмелевшая Галя стала убеждать её, что всё чудесно, что это такая авторская манера. Алина не соглашалась, поглаживая его ноги под столом уже и второй стопой.
– Я готов, – сказал Плотов Алине на ухо.
– К чему?
– Подправлять.
Она отстранилась, чтобы заглянуть ему в лицо. В глазах её прочиталось что-то вроде ласкового улыбчивого: «Ду-ра-чок!»
Плотов убрал очки с носа.
– Господи, он снял их! – воскликнула