SOSеди. История с географией. Елена Кузнецова

      – Да ну? – не удивляется Петровна. – А куда пошла?

      – На улицу вроде побежала.

      – Ничего, вернется, когда проревется, – обнадеживает Петровна. – И то, заревешь от такой жизни. Ничего, выросла уже, справится. Да и что ей еще остается?

      – Это ты точно подметила, – соглашается сосед, и они расходятся по своим комнатам.

      Ольгуня: котенок

      Котенка кто-то добрый не утопил, принес в обувной коробке с подстеленной тряпицей к церковным дверям.

      Матушка Александра, отпиравшая с утра тяжелые врата, обнаружив подношение, не обрадовалась. Тем более что котик был вызывающе черен, пусть и с коричневым подтекстом в пушистой шерстке. Черные коты и собаки обитателями подворья не приветствовались, в них подозревалось враждебное присутствие, требующее чурания и плевков через левое плечо.

      Хотела было суровая Александра вынести подарок за ограду, но котенок был безвинно мал, трогательно угловат и еще не умел мяукать, попискивал жалобно и заискивающе.

      Александра, здешний бухгалтер и завхоз, которую в знак уважения называли матушкой невзирая на светский статус, попросила небеса о вразумлении. В ответ сердце ее дрогнуло, и она приняла это за знамение свыше. Отнесла коробку в воскресную школу, где кухня располагалась: тут батюшка трапезничал, а особо приближенные хозяйничали.

      – Себе не возьму, у меня и так две кошки, – сказала за утренним чаепитием. – Кто примет малыша, хорошее дело сделает во спасение души.

      Народу много было, человек десять – певчие, трудницы, да и просто свои. Но никто крохотного иждивенца пригреть не торопился.

      – Придется Пинне отдать, – подытожила Александра.

      Пинна была местная блаженная, птица небесная. Питалась, чем подадут, из имущества берегла только библию в кожаном переплете, медное распятие и неизвестно откуда взятый полированный гроб, который возила за собой всюду. С ним и осела в Мезне, в полуразвалившейся части ветхого домишки с отдельным входом, где призревала и всю бесхозную живность, встреченную на пути.

      Собаки и кошки целиком занимали унавоженную и блохастую территорию, болели, дохли и исправно заводились вновь. На прокорм иждивенцев уходила почти вся немалая Пиннина пенсия блокадницы.

      – Помрет он там, но что же делать-то остается? – риторически возгласила матушка.

      – Я возьму, – не выдержала Ольгуня.

      Она сидела в уголке кухонного диванчика с котенком на коленях. Тот молочка попил, помурчал и уснул. Матушка и прочие покосились, кто жалостливо, а кто с недоверием, но вслух никто не высказался. Облегчила девочка всех, вот и хорошо.