Мальчики-мальчишки. Наталья Горская
которой всё и вся безропотно подчинилось знаменитой формуле «всё позволено!». На смену призраку коммунизма пришёл призрак Фёдора Карамазова, который хотел в скверне, в пороке своём всю жизнь прожить, потому что в пороке-то жить слаще и проще. И хотя все ругают такую жизнь, но сами живут, только тайком. Он же хотел открыто: сделать пакость и тут же в ней не только сознаться, а возвести в подвиг, в пример для подражания. Сплошные призраки, а русские граждане не знают, кого из них слушать, потому что своего ума не хватает.
– Слушайте, – стали удивляться некоторые россияне, решившие, что демократия ничем не отличается от анархии, – оказывается, сейчас ВСЁ можно! Хочешь матом орать на главной улице – ори, пока не охрипнешь, и никто слова не скажет. Хочешь пьяным валяться поперёк улицы – пожалуйста, сколько угодно! Хочешь нужду справить, но так чтоб все видели, а то в туалете как-то скучно и банально стало это делать – да сколько вздумается, окажите милость! Хочешь развратничать – соблаговолите, продемонстрируйте всем свои незаурядные способности в этом деле! Хочешь вывалить мусорное ведро из окна на головы прохожим – валяй, «облагораживай» собственную улицу! Хочешь присвоить то, что тебе не принадлежит – осчастливьте, доставьте радость! Не хочешь учиться – не учись, не хочешь работать – не работай. Вот она, свобода-то! Вот оно, Возрождение исконной Руси из коммунистического мрака!
Это самое «возрождение», которое позже назовут всё-таки вырождением, и свобода стали проявляться в том, что стало возможным на любом углу купить… «Майн кампф» Гитлера и «бессмертную поэму» неизвестного автора про Луку Мудищева. Многие почему-то именно так поняли свободу, потому что эти помои нам стали доступны. Они хлынули в страну такой резвой волной, что сбивали на своём пути любого, кто пытался предостеречь своих соотечественников от последствий такой «свободы». С нравственностью стало не ахти, но это никого тоже не пугало, потому что многие свержение самых основ нравственности воспринимали как явный признак свободы и даже совершенно серьёзно причисляли к главным «демократическим завоеваниям».
Сработал очень простой, а потому устойчивый к поломке механизм: если теперь никто не стоит с дубиной и не требует соблюдения норм и правил поведения, то надо их нарушать. Нарушать не потому, что есть какая-то особенная потребность в этом, а потому, что раз не требуют чего-то соблюдать, то именно это и НАДО нарушать. Вы замечали, что в наших электричках курят именно там, где написано «Не курить!»? Так ведёт себя ребёнок, которому родители запрещают кидаться, скажем, хлебом, но когда они уходят в гости, то ребёнок начинает с наслаждением делать именно то, что ему запрещалось, компенсируя в кураже своё недовольство оказанным на него давлением и ожидая, когда ему хоть кто-нибудь даст по рукам. Когда же ребёнок взрослеет, то он начинает понимать, почему нельзя этого делать, но если это понимание к нему так и не приходит, то иногда находится кто-то с дубиной, постоянно