Люди Грузинской Церкви. Истории. Судьбы. Традиции. Владимир Лучанинов
склад оружия. Это были наемные солдаты, воюющие на стороне абхазцев[12].
А когда наши войска отступали из Сухуми, я участвовал в последнем переходе грузинских беженцев из Абхазии[13]. Мне пришлось со сломанной ногой в лесу жить две недели, пока за мной не приехала грузовая машина, чтобы перевезти меня через горный перевал. Было начало октября, заморозки, перевал высокий, открытая зона без единого дерева. Нужно было днем пройти перевал, чтобы на ночевку попасть в наш лагерь в лесу. Многие не доходили…
По ту сторону перевала наша Церковь организовывала столовые, раздавали гуманитарную помощь, конечно же, совершали молитвы, крестили, но люди приходили настолько угнетенными, что многие были не в себе. Помню человека, несшего с собой телевизор, больше у него ничего не было, он все оставил.
– Лучше мешок муки взял бы с собой, – говорю ему.
– Всю жизнь, – говорит, – я собирал деньги на телевизор; как я могу его оставить?
Были трогательные и грустные моменты. Шла семья, и дедушка помогал внуку нести велосипед, потому что мальчик никак не хотел его оставлять. Когда они пришли в лагерь, дед сказал внуку:
– Вот, смотри: священник. Давай мы ему оставим на хранение твой велосипед, потому что дальше нести его уже не сможем, а если все будет хорошо, мы вернемся и велосипед заберем.
И ребенок согласился.
Все это время в Тбилиси о нас не было известий, и какие-то «добрые люди» моим родителям сказали, что я погиб. Причем сказали каждому по отдельности. Отец и мать, конечно, друг другу ничего говорить не стали, жалея друг друга, они страдали поодиночке. Наверное, эти переживания впоследствии укрепили их в покорности отпустить меня в монашество. Ведь они действительно пережили смерть сына. Быть монахом – значит умереть для мира. Видимо, Господь меня готовил.
«Архиерея должны любить»
Когда я пришел в Церковь, она состояла из совсем молодых, недавно обратившихся к вере людей и из очень старых бабушек. Среднего поколения у нас не было. Из молодых, конечно, девушек было больше. И поэтому множество мужчин, не имеющих серьезных канонических препятствий, стали в дальнейшем священнослужителями.
У нас уникальная историческая ситуация: все архиереи Грузинской Церкви рукоположены нашим Патриархом; последний архиерей, который был рукоположен ранее, владыка Григорий (Церцвадзе), митрополит Алавердский, умер в начале девяностых. Конечно, это очень многое определяет. И не только в том смысле, что все мы, так или иначе, вышли из-под омофора Святейшего – мы строим церковную жизнь заново, словно в апостольские времена.
Монашество как высшая семейная дань, которую можно принести Богу, – эта мысль появилась в нашей семье еще в начале нашего церковного пути. В Грузии существует исторический пример такой семейной жертвы. Это семья святой Нины, все члены которой приняли постриг. Тем не менее когда первый раз в 1995 году Патриарх, в качестве особого исключения, предложил мне подумать
Из рассказов моей собеседницы Тамрико Чхиквадзе: «В Абхазии боевики нас предупредили: „В воскресенье не красьте яйца, мы сами их вашей кровью покрасим…" Но когда мы туда собирались, Патриарх, благословляя, сказал: „Уходите с миром, с миром и приезжайте".
Приехали в пятницу на Страстной седмице в три часа, все тихо, а всего несколько часов назад была и бомбежка, и стрельба. Ожидали исполнения угрозы, готовились к худшему, но все три дня, что мы были в Сухуми, не прозвучало ни одного выстрела. После Пасхи были в сванском селе Команы, это место кончины святителя Иоанна Златоуста. Всего через три месяца после нашего посещения и иеромонах Андрей Курашвили, и абхаз Георгий Ануа, восстанавливающие монастырь Иоанна Златоуста, и другие люди, с которыми мы общались, были зверски убиты боевиками.
А тогда они стояли лагерем на соседней горе, в любое время село могли уничтожить.
Грузинских военных было мало, они говорили нам: „Мы смертники, мы знаем, что умрем“. И действительно, всех их через три месяца убили.
Когда мы в Абхазию собирались, я в своей комнате убралась, как никогда раньше, думала, если убьют, пусть комната после меня чистой останется.
Потом оказалось, что когда мы уезжали из Коман, началась стрельба, даже по нашему автобусу стреляли, но мы ничего не слышали. Как можно было не слышать, не знаю. Это воистину чудо, бывшее по молитвам Святейшего…»
В сентябре 1993 года, после года практически непрекращающегося военного противостояния, Сухуми был взят под контроль абхазскими военными формированиями.
Незадолго до этого в Сочи был подписан договор о прекращении огня, поэтому грузинское население не было готово к такому стремительному и драматичному развороту событий. Люди, знавшие об этнических чистках, осуществлявшихся в 1992 году при захвате Гагр, экстренно покидали Сухуми. Вывоз части грузинских беженцев обеспечил Черноморский флот, большинству же пришлось пробираться через холодные горные перевалы Сванетии, в этих переходах погибло порядка пятисот человек; общее количество грузинских беженцев из Абхазии за время этой войны составило приблизительно 250 000 человек.