Сто полей. Юлия Латынина
Большой Хой? Просто топор в руке Ятуна, его атрибут и его раб. А все, чем пользуется раб, тоже принадлежит хозяину. Стало быть, богу-предку на небе принадлежат другие боги, а богу-внуку, королю, принадлежит вся земля.
– Понятно, – сказал Ванвейлен, – и тогда-то случилась эта история с женским коварством.
– Да, – кивнул монах, – тогда случилась история с женским коварством.
– И новый король поспешил вернуть богам все права свободных людей.
– А что же еще ему оставалось делать? – сказал монах. – Особенно, если учесть, что его попрекали рабским происхождением.
– Да еще сын кстати у покойника родился, – прибавил сквозь зубы Ванвейлен.
Монах-шакуник глядел на горящий храм. Да какой там храм! Стойло!
– Говорят, – сказал монах, – колдун после смерти становится втрое сильнее. Странное дело. У последнего короля Ятуна не хватило сил навязать веру в Единого Бога огнем и мечом. Его убили, и род истребили, и храмы ушли под землю. А теперь шляются оборванцы, и хотят убедить народ в том, в чем не смог его убедить сам король, вывернуть мир наизнанку, как шубу в праздник, и так его и оставить. Сеньор неугоден Единому Богу, купец неугоден Единогому Богу, весь мир неугоден Единому Богу, одни праведники угодны! Зачем же он его создал? Ходят странники и нищие и учат, что не спасешься, пока не раздашь все добро странникам и нищим…
– Да, – сказал Ванвейлен, поглядывая на расшитую золотом ферязь божьего служителя, на пальцы, унизанные перстнями, – вы исключительно по богословским причинам не любите ржаных корольков.
– Шакун, – сказал монах, – великая сила, разлитая в мире. Он предшествует субъекту и объекту, действию и состоянию. Он невидим, как свет, но делает видимым все остальное. Он различает вещи друг от друга и придает им значение и форму. И нет ничего в мире, что может быть чуждым ему. Почему же золото, или чаша с каменьями, или меч, или земля должны быть ему чужды? Что за бешеная гордость – говорить: «Человек – образ и подобие божие, а в идолах и вещах божьего образа нет»?
Помолчал и спросил у Ванвейлена:
– А что, ваша вера похожа на веру ржаных корольков?
– Почему вы так думаете?
– А вам тоже не нравится все вокруг. Но вы глядите и не вмешиваетесь.
По дороге в замок Ванвейлен пытался представить себе, что изменится в здешнем мире, если корона окажется в руках такого человека, как Марбод Кукушонок, и решил, что ничего не изменится.
Наутро Ванвейлен сошел во двор храма: сеньоры собирались на охоту.
– Вы не едете с нами? – окликнул его Марбод, как ни в чем ни бывало.
– Нет, – сказал Ванвейлен, – я больше не буду ездить с вами, Марбод.
Вместо охоты Ванвейлен отправился к сожженному храму: там крестьяне повесили мертвого проповедника на дереве вверх ногами, а потом положили в кожаную лодку и пустили в море. Особенно они не горевали: «Он сам сказал, что его убьют, а на четвертый день он воскреснет».
Два дня не происходило ничего,