Вкус свинца. Марис Берзиньш
резким движением вынимает из рукава нож и направляет его на Николая. – Что? Уже дрожишь, как старая шлюха?
– Да уж не тебя, красная сука, мне бояться. Забыл, как сам драпал в девятнадцатом году, наложив в штаны? – Коля в долгу не остается.
Бородатый открывает рот, но душераздирающий крик останавливает его.
– Поли-ци-я-я-яа! – никогда в жизни не слышал, чтобы мама так громко кричала.
– Ах, ты стерва! – высокий злобно цедит сквозь зубы и направляется к маме, но неудачно – Вольф не какой-то там слабак, он даже выше этого длинного.
Он хватает рябого за затылок и резко опускает вниз. Нос встречается с поднятым коленом Вольфа, и длинный, скорчившись, падает.
– Так в какую сторону тебе нужно было идти? – Вольф поднимает его за воротник и пихает лицом в сугроб. Ощупывая свое окровавленное лицо, длинный шипит, как вскипевший чайник.
Пока отчим разбирался с одним, другой, перекидывая нож из руки в руку, надвигается на Колю. Николай отступает и начинает раздеваться. В первый момент не понимаю, что он задумал, но, когда он набросил свое пальто на голову бородатому и у того от неожиданности выпал нож, я начинаю действовать. Тут же наступаю противнику на ногу и кричу Коле, чтоб он бил. Получив удар кулаком в грудь, бородатый теряет равновесие и валится на своего уже лежащего напарника. Коля поднимает пальто и тщательно отряхивает.
На земле сверкает нож. Поднимаю его и провожу большим пальцем по лезвию. Острый. Обычные алкаши с такими тесаками не ходят. Внезапно в голову приходит дикая идея. Бородатый пытается подняться на ноги, а я приседаю на корточки и подношу нож к его горлу. Чтобы рука не дрожала, сильнее прижимаю лезвие. Слегка перестарался, надрезал кожу, и потекла тонкая струйка крови. Хоть царапина небольшая, все равно неприятно, хочется отвести нож. Так и есть, какой-то я мягкотелый. Когда служил, как-то раз наш взвод отправили в картофельный погреб – перебить расплодившихся там крыс. Парни давили их ногами, кололи заостренными кольями, а меня как сковало. Смотрю на крысу – она отчаянно бежит, топ-топ-топ, в страхе ищет, где спрятаться. Не знаю, от отвращения или жалости, но ни одну ударить не смог. Тварь ничтожная, ну как такую мучить.
Но сейчас было по-другому. Собрался, сколько было сил, и, скрипя зубами, все-таки удерживаю руку – спектакль нужно доиграть до конца. Уголком глаза замечаю маму – она застыла, как жена Лота, и, прикрыв рот ладонями, сверху смотрит на меня.
– Матис… Матис… не делай этого… – упавшим голосом шепчет она, но я прикидываюсь, что не слышу.
– Молись Богу, придурок! Это твое последнее Рождество, – крови не жажду, но разыграть эту пьянь очень хочется.
А вот Николаю не до шуток – он хватает меня за плечо и оттаскивает меня от перепуганного бородача. Я же, напротив, вхожу в роль жаждущего крови и веду себя как бешеный. Коля напрягается и почти что валит меня на землю.
– Не будь с нами дамы, заколол бы, как последнюю свинью, – сую нож в карман и смотрю на Колю. – Ладно, пусть живет. Из-за такого дерьма еще на нарах чалиться?..
– Быстро домой! –