Лекарство от колдовства. Мария Мусина
ничего.
– И вы с его родственниками связь не поддерживаете?
– Сергей детдомовский.
«То есть наследственность очень даже может быть отягощена», – Филипп поставил в карте большой вопросительный знак.
«А что? Он ничего себе, годный, этот Филя, – размышляя Зойка, раскладывая по ячейкам дневные таблетки для пациентов. – Потом, может, и замуж за него пойду. Он по всему – порядочный. Скажу: забеременела. Можно и родить. В Москву заберет. Не останется же он надолго в этой нашей богадельне. Просто надо себя по-умному вести. Перестать глазки строить Константину Ивановичу из главного корпуса. А то он, как дежурства совпадают – сразу к себе зовет, намекает на секс. Дать, конечно, несложно, Иваныч с главврачом дружбан и вообще не противный. Но тут надо все прекратить. Но опять же – по-умному. Отлуп, но под каким-то благородным предлогом. Жене стукануть? Чтобы застала? Теперь уже нельзя – у меня Филя, скандал не нужен. Навязываться не буду. Пусть Филя в следующий раз сам позовет. А с Иванычем придумаю что-нибудь. Обязательно!»
«Дорогая мамочка, – набивал Филипп на клавиатуре, – у меня все хорошо. По-прежнему живу в отделении, но это и удобно. Главврач меня даже и не зовет на летучки – видно, стыдно в глаза смотреть: обещал же квартиру. Так что у меня здесь полный сепаратизм.
Больных немного, и все они с понятными диагнозами. Только одна Прохорова вызывает сомнения по-прежнему, я тебе о ней писал. Советуюсь с Аркадьевым. Учусь!
Папе привет! Целую всех, обнимаю».
Больше Филипп ничего не стал писать – ни про убийство Стаса Завьялова, ни про допрос у следователя. Родителей надо жалеть.
Папа и с мамой жили в Подмосковье, работали там же врачами в поликлинике. Мама педиатром, отец кардиологом. И куда Филиппу было деваться после школы? Конечно, в мед. Поступил в московский вуз легко, даже общежитие дали – мальчишек на курсе было раз, два и обчелся.
Учиться было интересно. Только от вида разрезанных лягушек Филиппа тошнило. А также от разрезанных мышей и собак, не говоря уже о людях. На первом же занятии в анатомичке – еще до хирургического вмешательства в организмы животных – Филипп понял, что будет специализироваться на психиатрии. Там хотя бы не режут.
Среди циничных медиков, а цинизм медикам свойственен, бытует мнение: психиатрию выбирают те, кто чувствует за собой какие-то психические отклонения, чувствуют, с ними что-то не то – вот и специализируются на душевных болезнях – прежде всего с собой разбираются.
Филипп остро почувствовал, что с ним что-то не то, на первой же разрезанной лягушке. Однокурсники спокойно и пытливо рассматривали внутренности земноводной, а Воздвиженского с души воротило. Знал бы он, каково это копаться в психике душевнобольных, – возможно, выбрал бы просмотр внутренностей лягушек.
А к хирургам Филипп всегда относился, как к небожителям. Это же какие нервы надо иметь и силу духа! Прийти на работу в 7.30. В 8.00 уже быть в операционной и резать, резать, резать. И не мышей-лягушек каких-нибудь, а живых людей. Какой же мощи должно быть желание помогать и врачевать!
Кстати о хирургах. Как там