Начать сначала. Розамунда Пилчер
знаете Париж?
– Бываю там по делам. Был в прошлом месяце.
– По делу?
– Нет, по пути из Австрии. Три недели катался на лыжах. Чудесное занятие.
– Где это было?
– В Обергургле.
– Вот почему вы такой загорелый. И почему вовсе не похожи на человека, торгующего картинами.
– Может, когда загар сойдет, стану похож и смогу запрашивать более высокую цену. Как долго вы пробыли в Париже?
– Два года. Буду по нему скучать. Париж прекрасен, а после того, как почистили стены зданий и домов, стал еще прекраснее. И в это время года в Париже тебя охватывает какое-то особое чувство. Зима на исходе, солнце скрывается лишь на день-другой, а это значит – снова приходит весна…
И распускаются почки, и кричат чайки, кружа над коричневой рябью Сены. И баржи, словно нанизанное на одну нитку ожерелье, скользят под мостами, и запах метро и чеснока, и сигарет «Голуаз». И Кристофер рядом.
И сразу стало просто необходимо поговорить о нем, произнести его имя, увериться, что он существует. Как бы между прочим, она спросила:
– А вы знали Эстер? Мою мачеху? Больше года она была моей мачехой.
– Я слышал о ней.
– А о Кристофере? О ее сыне? О Кристофере вы знаете? Мы с ним встретились в Париже по чистой случайности. Два дня тому назад. А сегодня утром он провожал меня в Ле-Бурже.
– Вы хотите сказать… просто столкнулись друг с другом?
– Именно так оно и было… в бакалейной лавочке. Такое могло случиться только в Париже.
– Что он там делает?
– О, просто проводит время. Отдыхал в Сен-Тропе, но в марте он возвращается в Англию, будет работать в каком-то репертуарном театре.
– Он актер?
– Да. Я вам не сказала?.. Знаете… Бену я ничего не стану о нем рассказывать. Бен никогда не любил Кристофера, и Кристофер отвечал ему взаимностью. По правде говоря, они, мне кажется, завидовали друг другу. Ну, были и другие причины, и у Бена с Эстер были не лучшие отношения. Не хочу начинать нашу жизнь со скандала по поводу Кристофера и ничего Бену не скажу. Во всяком случае, сразу.
– Понимаю.
Эмма вздохнула:
– У вас такое жесткое выражение лица. Наверное, вы думаете, я что-то скрываю…
– Ничего подобного я не думаю. А когда вы перестанете выводить узоры на скатерти, прибудут и ваши устрицы.
Когда они покончили с едой, выпили кофе и Роберт уплатил по счету, была уже половина второго. Они поднялись из-за стола, попрощались с Марчелло, Роберт забрал свой огромный зонт, и они вернулись в Галерею Бернстайна. Роберт попросил швейцара поймать такси для дамы.
– Я поехал бы с вами и посадил вас в вагон, – сказал Роберт Эмме, – но Пегги тоже должна выйти и подкрепиться.
– Я справлюсь.
Он провел ее в кабинет и открыл сейф.
– Двадцати фунтов будет достаточно?
Эмма и забыла, зачем она пришла в галерею.
– Что? О да, конечно. – Она полезла было в сумку за чековой книжкой, но Роберт остановил ее:
– Не