.
и Рэм выбежали. Слышно, как Аркадий на улице громко говорили:
– Какой стыд! Какой позор!
Катя приподняла голову и тихо улыбнулась Косте. Вдвоем они посмотрели на Платона.
– Катя, извини! Извини! – Платон больше ничего не сказал. И вышел тоже.
Костя вскочил и стал ласкаться к Кате. Она обняла его лапой.
– Костенька, идем. Я тебя провожу.
– Катя, понимаешь, – начал Родион, но Катя не отвечала.
– Катя! – она обернулась и тяжело вздохнула. После этого она ушла в соседний Отдел и весь вечер провела с детьми.
Наступила дождливая пора – такая бывает в июле. С утра и до утра непрерывно неслись капли, без передышки, наперегонки и назло любителям сухой погоды сначала бежали медленно (люди говорили «моросит»), а потом вдруг накатывались стеной. Ураганов и бурь не было, просто стояла очень мокрая погода. Кто-то говорил, что небо плачет.
Все всему в природе внемлет.
Даже тучи не глухи.
С неба слезы бьют о землю,
Увидав на ней грехи.
Вот опять стучит в ворота
Беспросветный проливной.
Ах, наверно, очень что-то
Ненадежно под луной…
Мокрые леса, поляны.
Утонувшие бурьяны.
Говорит, «в ногах изъяны!»
Перепутанная сныть.
Мы ногами – мнем узоры,
Сеем склоки, сплетни, споры.
Перепачканы просторы!
Небо хочет их отмыть.
Все последствия отмыть.
А с причинами – как быть?…
Неужели со слезами
Нам небесными уплыть?
Если мир проститься с нами,
Видно, сможет сам прожить.
И без нас он не пустой.
Но… постой. Постой… Постой!
Ведь все то, что нам тревожно,
Что любили, что могли,
Будет больше и надежней
Отягчающей пыли.
Если любим в гневе даже,
Если верим до конца –
Значит, едкой черной сажей
Не испачканы сердца!
Капли катятся по крыше,
Повисают на стекле…
Командир их гонит свыше
И приносит в дар земле.
Вновь и вновь он дождь полощет,
Чтобы той могучей песней
Напоить поля и рощи
Нашей Родины чудесной.
Пусть же небо слез не прячет.
В них живительное море!
И зачем бояться плача,
Если плачем не от горя?
* * *
Родион изнывал от чувства вины и не раз он порывался бежать к Кате, но его останавливал суровый взгляд Альмы. Родион просто не мог пройти мимо этих глаз. Альма говорила, запрещала, однажды сделала вид, будто хочет заплакать. Родя совсем расстроился. Альма моментально смягчилась и стала ласкать его. Она шептала:
– Зачем тебе к ней? Разве она – твоя мама? Побудь со мной!
Родион слушался. Он смотрел в окно, выходил на улицу, но везде были дрожащие лужи. Через несколько дней дождь сделался слабее – не бил, не рыдал, а только хныкал. Профессор решил