Петербургский сыск. 1870 – 1874. Игорь Москвин
была, разговаривала мало, все молчком, жила тихо с сестрою, с парнями не путалась, хотя из себя видная, на лицо красивая. Обвенчалась с Егором месяц тому, но вышла нехорошая история после их обручения, – Григорьев пожевал ус.
– Говори, не тяни.
– На следующий день после обручения к батюшке явилась Аграфена Сурина и заявила, что два года состоит в связи с Емельяновым и имеет препятствие ко вступлению его в брак с другой. Священник сразу оповестил Егора и сказал, что не будет совершать обряда, пока они с Аграфеной не придут к согласию. Жених пятидесятью рублями серебром, взятыми у приказчика Сазонова, откупился от Суриной.
– А дальше?
– Батюшка совершил обряд, через неделю Лукерья перешла жить к Егору, тот при банях Соловьёва в услужении, а ночью за сторожа, но последнее время Егор ходил очень уж недовольный – чем не знаю, в душу—то не влезешь.
– В трактиры он ходил?
– Нет, зелья не потреблял.
В большой комнате, куда они прошли, стояло множество чанов, над которыми клубился белый пар, в следующей десяток женщин гладили белое белье, здесь же ровными рядами лежавшее на вычищенных до блеска столах. Стоял запах свежести.
– Которая из них? – обратился Путилин к околоточному.
– Вон та в углу, – кивнул Григорьев на статную молодую женщину в белой сорочке со следами усталости на лице, – и есть Аграфена Сурина.
Женщина подняла глаза и с испугом посмотрела на вошедших. Околоточный кивнул ей головою и поманил к себе. Аграфена вытерла о подол юбки руки и неторопливым шагом подошла.
– Степан Андреич, что за надобность привела? – посмотрела на господина в дорогом пальто, хотела улыбнуться, но улыбка вышла какой—то вымученной, настороженной.
– Вот гостей к тебе привел. Хотят пораспрашивать тебя.
– Это ж с удовольствием, ежели обо мне, – глаза холодно блестели, отделяясь от пришедших заведомо непроницаемой стеной.
– Где же можно присесть?
– У Одинцова кабинета есть, там и чаем угоститься можно.
– Не до чая, – отрезал Путилин, – веди.
Через минуту Иван Дмитриевич сидел рядом с большим столом хозяина. Напротив, на краешке стула, как птица на жердочке, приткнулась Аграфена, понурила голову и разглаживала руками юбку, выдавая волнение.
Помощник Путилина показал присутствующим в комнате околоточному и хозяину, мол, надо выйти, чтобы Иван Дмитриевич побеседовал с женщиной с глазу на глаз.
– С утра до вечера размахивать утюгом не тяжело?
– Мы привычные, – собеседница замолчала.
– Не буду лукавить, – голос начальника сыска хоть и звучал тихо, но в нем звенели металлические нотки, – твоя соперница, – Аграфена подняла голову, – утонула в Ждановке и не просто утонула, а ей помогли. Я должен найти убийцу и не остановлюсь ни перед чем, чтобы злодей был наказан.
– Я… – женщина не всхлипнула, не округлила глаза и даже не вздрогнула от новости,