Киллер и Килиманджаро. Сергей Лысенко
в конце туннеля, который слабо лился через арочное окно.
– Сюда, – выдохнула Однокозова, врезаясь в дверь плечом. – Помоги. Открыть!
Дверь не поддавалась, видимо, набухла от дождя.
– Может, она закрыта на ключ?
– Нет!
Топот, голоса погони – всё ближе, всё громче.
– Осторожно, Биембель, он вооружен и опасен…
– Зер-зев?45…
«Биембель?»
Я толкнул дверь из последних сил. И она приоткрылась. Выдавил себя на улицу, шлепнулся прямо в лужу. Однокозова ринулась следом, но было поздно – её схватили за ноги и затащили назад.
– Халун менд46!
Я обернулся – не менты и не кошелевцы. Раскосые глаза, пухлые лица. Потомки калмыцкой Орды, которая стояла на страже империи в Белгороде, а после Азовского похода Петра Великого, переселилась в городище Чугуево. Долгое время калмыки считались лучшими вояками, чем казаки, поэтому получали вдвое больше. Но позже, когда жалование уравняли, обиделись и удалились в свои улусы. Их можно понять. Крещеная часть племени осталась в Осиновке, рядом с семьей Репина47, где объезжала диких лошадей и выделывала шубы из овчины.
– Мент хэллун…
Я поднялся и почавкал замшевыми кроссовками к главному калмыку, одетому не по погоде – в дорогой мутоновый полушубок с Барабашовского рынка. В руках он держал кривую саблю, по которой давно плакал Краеведческий музей.
Сонная восковая маска ожила и выплюнула улыбку. Мурза Харин навалился медведем. Сдавил как родного, скомкал в объятиях.
И с каких пор мы такие друзья?
Харин несколько раз переходил мне дорогу. А когда его запрессинговали, пообещал нарезать гондонов из моих кишок.
– Андрей-кагэбист очень звонил, – прошипел Харин на ухо, – просил помочь зятю-свояку. И я прилетел свистун-стрелой, чтобы помочь… а потом взять твои легкие, печень и почки, сварить дотур48 и съесть!
Мурза безобразно заржал, а я задумался над его словами. По несчастью или к счастью, Андрей Вовкобой, родной брат Полины Леонтьевны, работал в Службе безопасности Украины.
– Гзи-гзи-гзэо49, – подпевала цепочка калмыков.
– Шибко бегаешь, Валера, – в дверях показалась голова половецкой бабы с ракушками вместо глаз.
Биембель – новый калмык. Конечно, он не был бабой. Не так давно мы сошлись как мужчина с мужчиной – в страшном поединке. И он взял верх, ранил, но не добил.
– Ну, Биембеля ты знаешь, – перехватил мой взгляд Харин. – Знакомься, моя десница – Бухарин. А это Немаев, Бадмаев, Харламов и Чегодаев… Непобедимый борец Джиргал, меткий стрелок Кобин и Ока Иванович, он уворачивается от пуль. Смотрел «Матрицу»50?
Я кивнул, размазал по лицу капли дождя и пота.
– Ты меня пойми. Хорошо всё, что быстро, кроме смерти. Поехали, порвем «матрицу» этому Кошелю. Уралан51!
– Ура-а-а! –
«Оружие» (калмыцкий).
«Горячий привет» (калмыцкий).
Репины жили на улице Калмыцкой (И. Репин, «Далекое близкое»).
Дотур – калмыцкое блюдо из бараньих потрохов.
Из стихотворения В. Хлебникова «Бобэоби».
«Матрица» (1999 год) – культовый американский научно-фантастический боевик.
«Вперед!» (калмыцкий).