Возвращение Орла. Том 1. Владимир Алексеевич Фадеев
что-то же его тюкнуло.
Но умом понимал: никакую «физическую историю» создать невозможно, будь ты хоть трижды физик (тем более что это уже не физика, а собирание марок, как говорил Резерфорд) и четырежды историк – это же турбулентность второго порядка, неимоверное количество влияющих факторов! Для однородного газа в идеально круглой и гладкой трубе – и то сколько неопределённых коэффициентов, Тимофеич с институтской скамьи их помнил и уже от одного воспоминания голову трясло, как соплю Лаваля, от всех этих нуссельтов, рейнольдсов, прандтлей и грасгофов, а тут ведь не труба, не вода и не воздух, хотя…
Хотя что ж такого: система замкнута, на достаточно большом временном отрезке данных предостаточно, введут свои коэффициенты вместо «нуссельтов» и «пекле» – каких-нибудь «мальтусов», «вернадских», «тойнби» и нынешний этот, как же он… «гумилев»… вот уж будет газодинамика! Эх, Николаич, Николаич! Занимался бы делом…
– Мы не историки, мы физики, – пробовал он увещевать его, перефразировав какую-то застрявшую в памяти максиму, – у нас единицы времени не век, а секунда… и вообще, это не научно.
– Не научно за деревьями не видеть леса. Наука наша изучит дерево до последнего капиллярчика на листке и корешке, но всё равно не поймёт, почему в лесу в сумерках страшно.
– Ну, знаешь… не это задача науки!
– А жалко…
Но что-то же Колю тюкнуло!
И продолжали спорить.
– Ты же понимаешь, что никакой теории нельзя создать без постановки научного эксперимента, имеющего повторяющиеся результаты, а с историей такие опыты невозможны, она даже сослагательного наклонения не терпит.
– Она его не не терпит, она из него состоит, а вот чтобы вывести её из этого сослагательного ступора и нужен совершенно другой подход.
– Ненаучный?
– Да почему ненаучный?
– Потому что наука, повторяю, начинается с постановки эксперимента, имеющего повторяющиеся результаты, потом только предположения, гипотезы, потом обязательно повторный опыт, потом уже, если повезёт, озарение, потом опять опыты, озарение, бог даст, подтверждающие, и только потом, по-то-о-ом теория. Нельзя же начинать с озарения, куда его приклеивать?
– Есть два возражения, – Коля поправил очки (жест очень характерный для уверенных в себе умников), убрал свалившийся на лоб чуб, и Тимофеич в который раз про себя отметил, как похож нестарый ещё Николай Николаевич на зрелого Дмитрия Дмитриевича, не просто внешне, хотя внешне был похож очень, а ещё манерой мэтра, которой у самого Дмитрия Дмитриевича, может быть, и не было. – Первое: если с историей опыты невозможны, то откуда же взялись научные теории, которые без опыта не родятся, однако «их у меня есть»? То есть мы с вами должны признать эти безопытные теории заведомо ложными. Признаём?
– Допустим…
– А если признаём, то скажите, чем моя безопытная теория будет хуже других безопытных теорий? И второе: