Ловец заблудших душ. Наталья Самошкина
target="_blank" rel="nofollow" href="#n_5" type="note">[5], подманивающей очередного голодного мужика, или пустыня, рождающая кошмары для "пророков", комья перекати-поле и стихи о вечности? Что?»
Стена выдавливала неподатливость двери, борясь с её гаргульями, прочно разместившими свои хвостатые задницы – Нотр-Дамы и их копии – на углях для мангалов. Ещё немного, ещё… Алекс разглядел железную кровать с тряскими пружинами, полосатый тощий матрас и бородатого старика, сложившего узловатые кулаки на коленях. Байковая рубаха и ветхие кальсоны дополняли этот беспросветный облик – отражение отсутствия в жизни.
– Кто это? – крикнул Алекс и захлебнулся своим вопросом.
– Эй, братан! – кожаный байкер стучал костяшками пальцев по стеклу, озабоченно хмуря брови. – Ты там живой или уже в долину предков топаешь, обожравшись лофофоры?
Алекс с недоумением уставился на бородатую рожу, повязанную банданой.
– Фу, – с облегчением выдохнул он. – Вернулся!
Байкер ухмыльнулся и посоветовал:
– Лучше уж надраться вискаря в хорошей компании, чем гулять по дорогам заблудших душ. Смотри, в следующий раз не ломись туда, где воняет дурной смертью. Ну, будь!
Драконовый байк взревел, будто его тёзку отпустили из разноликой толпы – свиты Хуанди[6], лихо вписался в поток, толкающий Невский проспект к Московскому вокзалу, и исчез. Алекс выбрался из машины и обнаружил, что стоит напротив книжного магазина «Буквоед».
«Зайти, что ли, проветрить мозги от мистической чехарды? Купить любовный романчик для дамочек, поржать вволю и стать нормальным, взъерошенным, тридцатилетним дуралеем, глазеющим на попки, соблазнительно обтянутые тесными юбками? А, где наша не пропадала!»
Но собственные ноги почему-то шустро миновали стеллажи, на которых тесно прижимались друг к другу герои Норы Робертс и Даниэлы Стил, Джоанн Харрис и Элизабет Гилберт, и затормозили у Лабиринта, в котором новообращённые Тесеи превращались в Минотавров, а беспечные Одиссеи бродили сталкерами по мирам, заселённым по самые крыши людьми и нелюдями, торгующими остатками могущества и громадьём бессилия.
Как же, как же, опознал Алекс. «А и Б сидели на трубе. А упало, Б пропало. Что осталось на трубе?» Сплошное «бе, бе, бе, бе». Стругацкие, некогда зачитываемые им до дыр; Прометеи, подсадившие печень в рваных, кухонных разговорах; кулинары, перемоловшие небожителей в кабачковую икру, чтобы намазать на ломоть заварного хлеба и схарчить сие под стопку-другую ледяной водки.
Он снял книгу с полки.
«Град обречённых». Индийцы до сих пор мудрят с реинкарнацией, а вот же она – быстротекущая, как чахотка, твердолобая, как уверенность в справедливости, мелочная, как хорёк, грызущий горло не от голода, а ради практики.
Засунул «Обречённых» обратно, растёр виски, чтобы выгнать из себя грядущего старика, истекающего жёлчью и мочой на матрас чужого успеха, непонятой радости и азартного таланта.
«Сейчас бы и, правда, как советовал
Хуан-ди – легендарный правитель Китая.