Ловец заблудших душ. Наталья Самошкина
сильных снадобий я ей в пузырьках отпускала вино и настой шалфея. К тому же вино прекрасное, десятилетнее, из ваших же погребов. Помните, как подарили мне восемь бутылок на Пасху?
– Моими деньгами она расплачивалась за моё же вино? – заржал в голос Рикардо и усадил рыжеволосую проказницу себе на колени. – Теперь я твой вечный должник! Что ты хочешь: новый дом, паломничество в Испанию к мощам святого, три сундука с нарядами? Или желаешь занять должность моей супруги, чтобы иметь возможность родить ребёнка – не байстрюка, а вполне законного?
Марианна покачала ножкой, обутой в красную атласную туфельку.
– Дом у меня есть, и второго пока не нужно. У мощей святого толпится слишком много болтунов, повторяющих: «Боже, дай!» – а мне не нравится, когда моя благодарность смешивается с мольбами нищих. На наряды я как-нибудь и сама заработаю: снадобьями да советами, лаской да жёсткостью. И быть вашей супругой, прошу прощения, мой сеньор, не велика почесть. Да, она стоит в первых рядах во время церковных праздников, а я – поближе к выходу. Зато я свободна в желаниях. Да, её возит четвёрка лошадей, запряжённая в карету с гербами, а я езжу верхом на её муже, знатном, богатом и обретающем удовольствие только со мной. Да, она родила шестерых сыновей – наследников рода – потому, что ей пришлось исполнять супружеский долг. А я зачну дитя от любимого мужчины, и не по случайной оказии, а в тот день и час, когда захочу этого.
Рикардо смотрел на неё со странным чувством, которое так и не смог осознать.
– Что же тебе надо, чертовка?
– Я хочу перстень с левой руки сеньоры Лючии, тот, который она не снимает даже перед сном.
– Вот это хватила! – удивился гость. – Этому колечку несколько веков, оно, по слухам, приносит удачу. Отобрать его я не могу, похитить честь не позволяет. Как?
– А как хотите, сударь! – усмехнулась рыжая. – Да только перстень должен быть у меня. И с условием! Если попаду в большую беду, я возвращаю драгоценность обратно, а взамен вы спасаете меня. Уговорились?
– Клянусь! – твёрдо пообещал сеньор и с облегчением ухватился за жареного курёнка.
Спустя два дня семейная реликвия сеньоры Лючии перекочевала к любовнице её мужа. А ещё через две недели дама увидела перстень на руке Марианны. Она не стала, как торговка рыбой, доказывать свою правду посреди шумного рынка, а попросила совета у своего духовника. В полночь стража доставила обеих женщин на суд инквизиции. Монах, сластолюбиво уставившийся на груди Марианны, вопрошал:
– Нам донесли, что ты дочь дьявола, совращающая убелённых сединами и юношей, раздающая женщинам средства богомерзкие, исторгающие из них кровь вместо ребёнка. Что твоя красота выпрошена на пороге ада, а сила пополняется от ведьмовских шабашей. Признавайся, негодная! Покайся, и тогда тебя сожгут с очистившейся душой!
– Ах, брат мой во Христе! – нежно ответила Марианна, потупив взор. – Хотя мы, дочери Евины, и грешны от своего рождения, но нами управляет не тот… который с рогами – тьфу-тьфу! – а сам сеньор епископ, чью власть на земле не сможет разрушить никакой