Чай для призрака. Дарья Гущина
не любил и потому спрятался от отцовской слабости в сыскном деле, дослужился до главы отдела убийств и крайне редко, лишь в беспокойное время и только перед сном, позволял себе ровно семь капель. И хотя спустя несколько лет понял, что гиблый отцовский гнус его не коснулся, семь капель стали традицией.
И знаком: если выпьет – ночь спокойной будет, а если что-то мешает – то что-то случится. И сейчас Рьен смотрел на рюмку с отцовской настойкой и понимал: рано, хоть и глубоко за полночь. И предчувствие ни разу его не обмануло. Ни разу – за почти двадцать лет работы.
За окном сонно бродили призраки дождя, то в стёкла стучась, то по крыше. Рьен невольно прислушивался, но опустевший дом не издавал ни звука, кроме еле слышного тиканья часов в гостиной. Недавно – но опустевший. И за пять лет он так и не привык к его унылой и напряжённой тишине.
Когда у жены и дочки открылась внезапная непереносимость сырости – обе начинали задыхаться, – лекари лишь развели руками и посоветовали сменить климат. Рьен увёз семью на юго-восток Севера – в крохотный городок Тихополье, откуда до ближайшего мелкого притока реки Говорливой надо было добираться больше суток. Снял домик, попытался обжиться, порадовался вернувшемуся здоровью любимых девочек – и спустя луну запросился обратно. И денег глава сыскного отдела, конечно, зарабатывает больше сельской ищейки, и без дела Рьен не мог. Задыхался.
На том и порешили. И на лето жена привозила детей в Семиречье. И двое старших мальчишек на каникулы приезжали (их сырость не коснулась, но на семейном совете было принято детей не разлучать, плюс занятость у сыскников такая, что не до присмотра). И денег хватало. И любовь не угасала. Но каждый раз ему заново приходилось привыкать к опустевшему по осени дому. Как жёлтые листья по ветру – так и мёртвая тишина после весёлого детского гомона.
В дверь вежливо, но настойчиво постучали.
Рьен поставил рюмку на стол, встал и запахнул домашний халат. Вот оно и случилось – то самое что-то… Он торопливо вышел из кухни в тёмный коридор и в несколько шагов добрался до входной двери. Кого принесло на ночь глядя, его не интересовало. Рьен сразу открыл дверь и ничуть не удивился, увидев невысокую фигурку, закутанную в длинный песочного цвета плащ с восемью щелями карманов вместо обычных двух.
– Матушка Шанэ, – он улыбнулся и посторонился. – Доброй ночи. Никак вам опять не спится?
– Да будь ночь доброй, конечно, спала бы, – благодушно отозвалась матушка, проходя в дом и скидывая капюшон. Вдоль узкого смуглого лица зазмеились, выбившись из пучка, смолянисто-седые прядки. – Но – дела, дорогой мой, дела. К несчастью, наши с тобой общие.
– Прошу на кухню, – Рьен указал направление, но больше по привычке.
Ибо вот уже почти двадцать лет матушка Шанэ прибегает к нему недобрыми ночами с делом. И тоже никогда не ошибается.
– Заходи, сынок, не стесняйся, – матушка обернулась на закрытую входную дверь и пояснила для Рьена: – Убили ночью мальчонку. Вот, привела.
– Где? – подобрался сыскник. – Кого?
– Погоди,