Пятьдесят слов дождя. Аша Лемми
хотелось верить, что Акико не испытывает ненависти к возложенной на нее задаче. Ухаживать за ублюдком, незаконнорожденной – работа, конечно, оскорбительная, зато не требующая особых усилий. Нори старалась облегчить участь бедной женщины как из послушания, так и из-за вины.
Нори медленно, так медленно, что сама себе показалась смехотворной, подошла к алтарю на противоположной стороне комнаты. В ее обязанности входило трижды в день молиться. Ей это нравилось.
Алтарь определенно был самой любимой собственностью Нори, хотя на самом деле ей не принадлежал, – очередная брошенная вещь матери. Обычный деревянный столик, покрытый бархатной тканью пурпурного цвета с отделанными золотой нитью краями. На нем стояло искусно сделанное серебряное распятие с парой свечей по бокам. Нори чиркнула спичкой и зажгла обе свечи, потом опустилась на маленькую подушку, которую положила на пол.
Мягкий свет окутал ее успокаивающим теплом, и она позволила векам сомкнуться.
Боженька, прости меня за дерзость. Я обязательно спрошу Саотомэ-сенсея, что такое «дерзость», чтобы никогда больше такого не повторять. Прости за мои волосы. Прости за мою кожу. Прости за неприятности, которые я причиняю другим. Надеюсь, Ты не слишком на меня сердишься?
Пожалуйста, позаботься о моей маме. Она наверняка горюет, что пока не может меня забрать.
Пожалуйста, помоги мне поскорее стать готовой.
С любовью,
Нори
Бог был единственным, кому ей разрешалось задавать вопросы. По правде говоря, такая привилегия вызывала в Нори столько радости, что ее едва ли заботило отсутствие ответа.
Зимние месяцы подошли к концу без особых происшествий. Дни плавно слились воедино. Бабушка еще два раза навестила Норико, в результате чего та получила двенадцать и шестнадцать ударов соответственно.
В какой-то момент глава семейства заметила, что из опасений оставить рубцы в будущем придется ввести новые методы наказания.
С приближением весны Нори наблюдала, как меняется мир вокруг, как задерживается в самом расцвете дневной свет. Она смотрела из окна, как цветы во дворе раскрываются и становятся ярче.
Нори начала замечать изменения и в себе. Грудь, прежде плоская как стиральная доска, понемногу наполнялась, а бедра расширились, пусть и совсем капельку.
Да и вес, не превысивший за последние два года восемнадцать килограммов, упрямо пополз вверх. Это встревожило Нори больше всего. Она даже попросила Акико уменьшить ей порции еды, но та отказалась.
– Вы и так почти ничего не едите, Нори-сама. Можно захворать.
– Я ведь растолстею.
– Это естественный процесс, маленькая госпожа. Вы становитесь женщиной. Когда настанет пора, ваша бабушка объяснит, что с вами происходит. Мне не подобает.
Мне не подобает.
Акико всегда произносила эту фразу, когда не хотела о чем-то говорить. Порой, сжалившись, она отвечала на редкие вопросы Нори о том, почему все так, как есть. Но потом служанка замолкала,