В руках богини. Илья Георгиевич Ганчуков
и подозрительном случае, имевшем место в третий день третьего месяца осени, в местах, вверенных моему надзору, именем его королевского величества. Утром оного дня лесничим князя Тибора и его людьми была схвачена юная девушка, эльфийской наружности, якобы пытавшаяся поджечь принадлежащий князю лес. Девушка назвалась полуэльфийкой Маржинель Скиар-Тойнур, однако после предложения изложить свои показания письменно, она воспользовалась неизвестными рунами, не имеющими ничего общего ни с одним из эльфийских наречий. Ответы, данные ей на словах, также оказались противоречивыми и неубедительными. Нижайше смею полагать, что появление девицы Скиар-Тойнур может быть связано с недавними событиями и, следовательно, представлять угрозу для страны и его Величества. В связи с этим покорнейше прошу позволения покинуть место моей службы, на время, потребное для прибытия в Стрент, беседы с вами и возвращения обратно.
Судя по тому, как рассыпался в любезностях обычно сухой и самоуверенный Шукаш, дело и впрямь было серьёзным, или, по крайней мере, представлялось ему таковым. Хлопнула дверь, и сам коронный судья вошёл в комнату. Он держал в руке деревянный футляр для свитков и был весьма взволнован.
«Что же так всполошило старого хитреца?», – задался вопросом Хурес, вслух же признёс, жестом предлагая садитиься:
– Итак, мессир Шукаш, я прочёл ваше письмо, и теперь жажду услышать нечто необыкновенное.
– Извольте, господин великий коронный обвинитель, – ответил Шукаш, открывая футляр, и выкладывая на стол пергамент. Хурес водрузил на нос стёкла, купленные недавно в лавке университета, и заправил за уши петли, к которым они крепились. Краем глаза он заметил, как Шукаш удивлённо приподнял брови.
– Это новый способ улучшения зрения, – счёл нужным пояснить королевский обвинитель, разглядывая строчки незнакомых знаков. – Мессир Торден утверждает, что люди теряют зрение от того, что их глаза получают слишком много или слишком мало солнечного света. Дабы исправить эту неприятность, он предлагает носить на глазах выпуклые или вогнутые стёкла, которые будут пропускать ровно столько света, сколько надо.
– И что, же, бан Хурес, есть от этой диковины какой-нибудь толк?
– Да. С этими стёклами мне гораздо легче читать. Но, увы, они не помогают разбирать незнакомые языки.
– Этот язык и впрямь незнаком ни вам, ни мне, – кивнул Шукаш. – Но если у вас есть стёкла, помогающие читать, то у меня есть человек, который может быть нам полезен. Это мессир Конрат из Трёхречья, магистр словесности.
Хурес приподнял брови.
– Я думал, речь пойдёт о чародее.
– Увы! – Шукаш развёл руками. – Знакомых в Волшебном квартале у меня нет. А вот с мессиром Конратом мы дружили, в бытность студитами университета. Он ещё тогда рассказывал мне о своём желании создать совершенный язык, который был бы понятен любому существу, наделённому речью. Мессир Конрат, который впрочем, тогда мессиром ещё