Черная пурга. Альберт Кайков
вопрос. Я не представляю, какая ей жизнь уготовлена революцией…
Родители с ранних лет приучали дочь к труду и прививали хорошие манеры. Анастасия Даниловна всегда привлекала дочь к посильной работе. Накрывая в саду стол к приезду гостей, обычно давала Миле в руки лукошко и просила набрать для самовара сосновые шишки, осыпавшиеся с дерева, под которым стоял стол. Девочка росла бойкой и расторопной. За самоваром собирались родственники и гости, приезжавшие из Минусинска.
К семнадцати годам Миля расцвела жгучей красотой. От отца ей достался звонкий певучий голос, от матери – твердый характер. На посиделках она всегда была в центре внимания. На стройную, высокую брюнетку засматривались многие парни, но она никому не позволяла себя провожать с вечеринок. Если кто-нибудь из парней увязывался за ней, она останавливалась и, посмотрев на него черными глазами, полными ярости и негодования, грубо произносила:
– Что тебе надо?
От такого обращения парень отставал и больше к ней не приближался. Ей нравился гармонист Александр Грудзинский, но он не обращал на нее внимания. С каждой вечеринки он провожал домой кого-нибудь из девушек. В душе Мили бушевала ревность. Она думала: «Я же красивее Верки. Почему он сегодня провожает ее?» Домой возвращалась расстроенной. Мать, увидев ее состояние, спрашивала:
– Что с тобой? На тебе лица нет.
– Саша пошел провожать страхотину Верку.
– Ты что, влюблена в него?
– Не влюблена, но обидно, что он не обращает на меня внимания.
– Что ты в нем нашла хорошего? Волосы у него как у рыжего колонка.
– При чем тут волосы! Послушала бы, как он поет, как играет на гармошке!
– Милочка, ты, однако, влюблена в музыку…
Мать прекратила расспрашивать дочь, посмотрела на ее статную фигурку и подумала: «Дочь уже выросла, стала настоящей невестой…»
На очередных посиделках Миля села рядом с Александром и предложила:
– Давай споем на два голоса!
Дуэт получился замечательный.
С тех пор Саша стал провожать Милю. Домой она возвращалась радостной и счастливой.
– Что случилось? – удивлялась мать, – ты сияешь, как глазурованный пряник!
– Меня сегодня провожал Саша.
– Добилась все-таки своего, ну и характер, – произносила мать и замолкала.
Во время одной из бесед матери с дочкой в разговор вмешался отец:
– Доченька, ты бы поостереглась Грудзинского, он же поляк.
– Что из того, что поляк? Поляки разве не люди?
– В нашем роду была полячка. Ее усилиями весь наш род как пургой унесло из родных мест в Сибирь.
– Папа, ты никогда не рассказывал об этом. Расскажи, пожалуйста, подробно.
Александр Георгиевич задумался. При царском режиме он не афишировал свое положение ссыльного. При советской власти статус дореволюционного ссыльного мог принести дивиденды, но гордость не позволяла ему этим воспользоваться.
– Папа, почему ты молчишь?
Тяжело