Командировка в ад. Дмитрий Казаков
сделал шаг в сторону, в обход стола, и ударил, хотя дистанция была великоватой. Естественно, что не попал толком, лишь зацепил его, но красивое лицо американца исказилось от боли.
– Э, ты чего? – он отскочил, выставил кулаки.
И тут я налетел на него по настоящему – удар в скулу, пусть блокирован, ответный по уху, фигня, поскольку вторым я угодил ему точно в солнечное сплетение. Билл согнулся, рот его открылся, физиономия покраснела, и я врезал по этой физиономии еще раз, с оттягом.
Американец упал с каким-то деревянным стуком.
– Отставить! Смирно! – заорал кто-то, но я не обратил внимания, я присел и ухватил Билла за майку на груди, подтянул к себе.
– Будешь еще всякое дерьмо говорить? Будешь? – прошипел я так яростно, что собственная слюна обожгла мне губы.
Чьи-то руки вцепились мне в плечи, я попытался стряхнуть их, но не сумел. Минимум четверо разумных ухватили меня разом, буквально вздернули на ноги, прижали предплечья к бокам.
– Пустите, вы… блин! – пыхтел я, извиваясь и дергаясь.
– Отставить! – громыхнуло прямо в ухо, и я узнал голос: трибун Шадир, и откуда он только взялся в солдатской столовке?
Меня развернули, и я обнаружил командира манипула прямо перед собой.
– Смирно! – рявкнул он, и я невольно вытянулся, хотя все еще дрожал от ярости. – Цирковые номера снова вздумал показывать? Получил медаль от Гегемона, и все можно? – алые глаза трибуна метали молнии, покрытая оспинками щека подергивалась от гнева. – Немедленно в карцер! Сутки!
– Эй, а он?! – начал я, собираясь сказать, что гнусный Билл меня спровоцировал.
Только меня уже волокли прочь, к выходу из столовой, и дальше по коридору, к лифтовой площадке. Распоряжался в «конвойной команде» длинный, как сопля, вилидаро, командир третьей центурии – я даже не знал его имени, поскольку в прошлой кампании он не участвовал.
– Пустите, черт! – прорычал я. – Сам пойду.
Карцер обнаружился на одной из нижних палуб, чуть ли не над самым трюмом. Распахнулась толстенная дверь, я ощутил запахи дерьма и засохшей крови, и меня толкнули вперед, в жаркую темноту.
Щелчок за спиной, я моргнул и понял, что свет тут все же есть, хоть и слабый, проникает в щель над дверью.
– Дело швах… – пробормотал я, моргая.
Камера два метра на метр, чуть больше фильтрационной, где я едва не отдал душу. Голый пол, голые стены, в дальнем углу видна дыра в полу, куда положено справлять потребности, и судя по запаху, тут никогда не убирались.
И почему-то очень жарко…
Лампочка под потолком вспыхнула, в глаза словно воткнули по шилу, и я невольно прикрылся рукой. Когда привык, то убедился, что при свете карцер выглядит еще хуже, чем во мраке – темные пятна на полу и стенах, то ли засохшее дерьмо, то ли кровь, потолок в черных разводах, вентиляционное отверстие без решетки, маленькое и слишком высоко.
Браслет на руке брякнул, и подняв руку, я увидел, что у меня списали пятьсот баллов опыта – почти все, что я накопил с момента второго появления на «Гневе Гегемонии». Поскольку