Зов Ктулху. Говард Филлипс Лавкрафт
почти исчезла. Оказалось, что у Уэйтли не было ни черепа, ни скелета, по крайней мере в их земном понимании. Таким его сделал его неизвестный отец.
VII
Однако все это только пролог к данвичскому кошмару. Изумленные представители власти соблюли все формальности, сохранив в тайне от прессы и публики чудовищные подробности. В Данвич и Эйлсбери отправились чиновники, которые должны были оценить имущество и отыскать, если таковые имеются, наследников покойного Уилбера Уэйтли. Они нашли тамошних жителей в большом волнении из-за усиливавшегося в горах шума, а также из-за вони и громкого плеска, доносившихся из огромной пустой конуры, которую представлял собой теперь дом Уэйтли. Эрл Сойер, приглядывавший за лошадью и коровами в отсутствие Уилбера, превратился в болезненный комок нервов. А чиновники, придумав себе оправдания, чтобы не входить в шумящее огороженное логово, с радостью свели осмотр жилья умершего и заново отремонтированные сараи до одного-единственного визита. Они представили длиннющий отчет в суд Эйлсбери, и, говорят, бесчисленные Уэйтли с верхнего Мискатоника – как процветающие, так и вымирающие – до сих пор судятся из-за наследства.
Почти бесконечная рукопись на непонятном языке в виде толстенного гроссбуха, похожая на дневник из-за неравных расстояний между записями, сделанными разными чернилами и разными почерками, поставила в тупик тех, кто нашел ее на старом бюро, служившем владельцу письменным столом. Проспорив неделю, они отослали ее вместе с коллекцией старинных книг в университет для изучения и, возможно, расшифровки, однако даже самые опытные лингвисты скоро пришли к выводу, что разгадать эту загадку не так-то просто. Золота, которым платили свои долги Уилбер и старик Уэйтли, и след простыл.
Кошмар начался ночью девятого сентября. Вечером шум в горах был особенно громким и отчаянно лаяли собаки. Те, кто встал пораньше десятого сентября, учуяли в воздухе странный запах. Около семи часов мальчишка Лютер Браун, пастушонок Джорджа Кори, который живет между лещиной Холодного Ручья и деревней, весь похолодевший от страха прибежал с коровами с десятиакрового луга, куда обыкновенно по утрам гонял скот. Он был чуть не в судорогах, когда ввалился в кухню, а во дворе жалко мычала не меньше его напуганная скотина, разделившая с мальчиком паническое бегство. Задыхаясь, Лютер рассказал миссис Кори следующее:
– Там это за лещиной, миссис Кори… там это! Пахнет там как в грозу, и все кусты и деревья поменьше повыдернуты из земли, как будто была буря. Но ничего такого не было. Там следы, миссис Кори… Большие круглые следы, как будто от бочек, и очень глубокие, как будто это слон там ходил, только я вам скажу, это следы не четвероногих! Я посмотрел на один, нет, на два до того, как убежал, и они покрыты линиями, которые все начинаются в одном месте, как на большом веере из пальмового листа… Но только они в два или три раза больше… И их там много на земле. А вонь там… точь-в-точь как возле дома колдуна Уэйтли…
На этом месте голос изменил