Зов Ктулху. Говард Филлипс Лавкрафт
открывает большой ящик. Ну, и не спал он до утра, все прислушивался, а рассвело, так он сразу же пошел к Уэйтли посмотреть, что там такое. Много он там увидел, миссис Кори, так я вам скажу! Не к добру это. Думается мне, надо всем мужчинам собраться вместе и что-то сделать. Чудится мне нехорошее, верно, время мое пришло, хотя один бог знает, когда и чей черед.
А ваш Лютер посмотрел, куда следы ведут? Нет? Ну, миссис Кори, коли они были на этой стороне лещины и никто еще у вас там не объявился, тогда, верно, в лещину, он в лещину пошел. Должно быть, так и есть. Я всегда говорила, лещина Холодного Ручья – плохое место. Козодоев там как светляков, и ведут они себя не как божьи твари. Недаром говорят, будто там можно услышать много непонятного, если встать на нужном месте между скалой и Медвежьей Берлогой…
Около полудня три четверти всех мужчин и юношей Данвича шли по дорогам и лугам между руинами Уэйтли и лещиной Холодного Ручья, в ужасе глядя на огромные следы, на покалеченных коров Бишопа, на разгромленную ферму, на затоптанный луг и дороги. Что бы ни было ниспослано на землю, оно отправилось в мрачное ущелье, потому что все деревья на берегу были погнуты и поломаны, а широкая дорога превратилась в опасные болота, укрытые подлеском. Похоже было, будто дом унесла лавина, и он оказался у подножия почти вертикального склона. Наверх не доносилось ни звука, зато поднималась непонятная вонь, поэтому неудивительно, что мужчины предпочли остаться на краю утеса и спорить, нежели сойти вниз и смело двинуться против кошмарного циклопа в его логове. Три пса, которые сопровождали людей, поначалу остервенело лаяли, но чем ближе они подходили к лещине, тем становились тише и трусливее. Кто-то позвонил в «Эйлсбери транскрипт», однако редактор, привыкший к страшным слухам из Данвича, только и сделал, что состряпал смешную заметку в несколько строк, вскоре перепечатанную другими газетами.
В тот вечер все жители Данвича, придя домой, постарались понадежнее забаррикадировать дома и сараи. Нечего и говорить, что ни одной коровы не осталось на лугу. А в два часа ночи ужасающая вонь и отчаянный лай собак разбудили семейство Элмера Фрая, которое жило на восточной стороне лещины Холодного Ручья, и они сошлись на том, что снаружи слышится шуршание или плеск. Миссис Фрай предложила позвонить соседям, и Элмер уже готов был с ней согласиться, как их дискуссии был положен конец. Кто-то принялся ломать деревянные стены сарая. Почти сразу же раздались страшные крики коров и громкий топот. Собаки пустили слюни и прижались к ногам онемевших от страха людей. Повинуясь привычке, Фрай зажег фонарь, но он знал, что смерти подобно идти теперь из дома. Дети и женщины тихонько хныкали, удерживаемые от рыданий во весь голос рудиментарным инстинктом, подсказывавшим им, что их жизнь зависит от их молчания. Наконец крики в сарае сменились жалобными стонами, и вновь люди услышали треск и грохот падающих стен. Члены семейства Фраев, собравшиеся в гостиной, не смели пошевелиться, пока шум не стих в лещине Холодного Ручья. Тогда, не обращая внимания на