.
оставались щербинки – раны на теле их дома. Его дома. Если думать о доме, как о своём, невозможно будет. И дыхание кончится. На оставшиеся чашки ей было больно смотреть.
Вон на конфорке варочной панели белёсые пятна – они грели уголь для кальяна. Кувшин с оббитым носом. Свалился в раковину, когда они занимались сексом на столе. И больше это все не её. К горлу подкатили непрошенные слезы. Аня поморгала и решительно сглотнула. Она решила. Если сейчас она не уйдёт, это все не закончится и будет продолжаться до бесконечности. Как один дурной повторяющийся сон.
Этот дом был первый Анин дом. Свой. До этого был дом её матери. И дом его матери. А этот – свой. До последнего гвоздя. Сделанный с нуля. Как она хотела. Он привёл её сюда как хозяйку, и она за ним ухаживала, за домом, обставляла, тащила сюда все по одной ниточке. В своё гнёздышко. Когда начались их безобразные скандалы, Аня умирала понемногу каждый раз от каждой разбитой чашки. От искорёженных и выброшенных светильников. От каждого разрушения, произведённого им в этом гнезде. Которое она теперь … старалась не ощущать как гнездо. Когда Аня год назад вдруг поняла, что дальше так жить нельзя, они с мужем много говорили. Он обещал, она обещала. Она просила держать себя в руках. Не оскорблять. Не кричать. Не унижать. Слушать и говорить. Он соглашался, два раза держался, на третий – срывался. Аня опять шла, говорила, просила… А теперь не могла больше. Просилка… иссякла. Ну сколько можно взрослому человеку говорить, если он не хочет понять? Да и зачем? Захотел бы – понял сразу. Аня отхлебнула горячий чай и опять посмотрела на часы. Ещё 15 минут. Ещё немножко.
– А быстро ты собралась, – не выдержал. Пришёл язвить. А может не язвить. Ему было больно, Аня знала. И что он её любил, знала. Просто… Он был такой. Вспыльчивый. Она долго терпела… А больше не могла. Вот эту вот черту – в гневе говорить и делать всякие страшные вещи. И… сливаться.
Аня пожала плечами. Ей не хотелось начинать разговор, который рисковал перейти в очередной скандал.
– Заранее все спланировала, да? Продумала по – тихому!
– Я ничего не планировала, – тихо сказала Аня и аккуратно отставила чашку – его чашку. Больше не её. – Я целую вечность просила тебя… себя контролировать. Достаточный срок, чтобы понять, можешь ты это делать или нет. Просила быть мужчиной, даже если зол. Ничего не поменялось. А я больше так не могу. Мне постоянно больно. Я слабая, я не хочу терпеть боль.
Телефонный звонок избавил её от дальнейших объяснений.
– Извини, – сказала Аня и попросила грузчиков подняться за сумками.
На мужа она старалась не смотреть. Боялась не выдержать и повиснуть на шее. Она его любила… сильно очень.
Он сидел за компьютером и старался не смотреть и не слушать, как женщина его жизни эту жизнь покидает. Стоит на каблучках посреди прихожей теперь уже его дома и негромко рассказывает дюжим парням в комбинезонах, куда и как грузить её вещи. Улыбается, прямо держит спину. Аня всегда вызывала в нем бурю эмоций. Её нрав и привычка спорить и доказывать свою правоту его бесила. Застилала