Калинов мост. Алексей Гравицкий
будет лет через двадцать, а?
Старуха пожала плечами.
– Не знаешь, – горько усмехнулся сторож. – А еще всевидящая.
Она смотрела в удаляющуюся ссутулившуюся спину обиженного жизнью человека. Не дай бог ему узнать о том, что ей привиделось. И без того пьет без просыху, а если узнает о том, что через двадцать лет, может и вовсе ничего кроме слез не будет…
Впрочем, если сидеть и ничего не делать, так может случиться, что и слезы лить некому станет. Старухи поднялась и двинулась вглубь парка.
С этой стороны, где не было фонарей, пруд казался бездонным и черным, как глаз пантеры. Старуха опустилась на колени у самой кромки воды и принялась вглядываться в собственное отражение. Полная луна и ясное небо были кстати. А вот ветерок, что рябил воду и рассыпал картинку, мешал сконцентрироваться, чем немало злил.
Однако злость в задуманном была плохим помощником, и старуха откинула все эмоции. Наконец, отражение оторвалось от той, что его отбрасывала, и поплыло совершенно самостоятельно куда-то вдаль и вглубь по лунной дорожке.
Она двигалась от блика к блику, от года к году, зная только точку, в которую должна попасть. Все дальше и дальше удалялась от оставшегося на берегу пруда тела. Вглубь воды, вглубь времени. Вглубь пространства. Вскоре блики пропали вовсе, и она поняла, что попала туда, куда шла.
Понимание того, что она стоит на дне, а вокруг плотная и непроницаемая вода, пришло вдруг. В первое мгновение захотелось рвануть вверх, спасая легкие, но она переборола животный инстинкт. Не надо рваться вверх. Надо идти вперед. Шаг, еще шаг. Старуха знала куда двигаться, помнила путь, хотя с последнего ее здесь появления прошли сотни лет. Еще несколько шагов. Дно было вязким, ноги проваливались словно в ил. Еще несколько шагов и над головой расступилась водная гладь.
Старуха не останавливалась и вскоре оказалась на берегу. Вода накатывалась черно-красными, как венозная кровь, волнами. Далеко впереди горбатился знакомый мостик. В груди тревожно защемило. Ноги сами понесли в ту сторону.
Мост оказался дальше, чем можно было бы предположить. И был он не маленьким и горбатеньким, а имел довольно внушительные размеры. Поодаль вдоль всего берега была пустошь, чуть дальше топорщились головешками обгорелые остовы изб. Пахло гарью и тлением. Впрочем, на пейзаж, как и на запахи, она не обращала особого внимания. Интересней была фигурка всадника, что отделился от моста и скакал ей навстречу.
Она узнала воина прежде, чем тот успел доскакать и остановиться, резко вздернув коня на дыбы. Простая кольчуга, черный плащ, хотя раньше он носил красный, притороченное к поясу странного вида оружие. Он не изменился с тех пор, как она видела его в последний раз мертвым. И очень незначительно изменился с той поры, как был живым. Только задавленной безразличием тоски в глазах поприбавилось.
– Здравствуй, Милонег.
Витязь спрыгнул с коня, бросил поводья.
– Смешная шутка желать здоровья мертвому. Почему ты здесь?
– Видения, – отозвалась старуха. – Тревожно мне. Чувствую что-то мощное, темное… чую, что близко оно.