Большая грудь, широкий зад. Мо Янь
выбивая дробь на невидимых больших барабанах, и эти беспорядочные звуки эхом отразились от стен пристройки. Вывернув шею, она на какой-то миг подняла голову и тут же тяжело уронила ее на землю. Казалось, упал кусок мокрого, клейкого мяса.
– Потерпи еще немного, голубушка, нас ведь никто не заставлял рождаться женщинами, верно? Стисни зубы, поднатужься… Ну, поднатужься, милая… – негромко приговаривала Шангуань Люй.
Она прижала руки к груди, чтобы набраться сил, перевела дух и медленно, но настойчиво снова стала давить вперед. Ослица корчилась в конвульсиях, из ноздрей у нее выступила желтоватая жидкость, голова со стуком моталась из стороны в сторону, а всё вокруг заливало водами вместе с жидким навозом. Отец с сыном в ужасе закрыли глаза.
– Земляки, конный отряд японских дьяволов уже выступил из уездного города, сведения у меня верные, не болтовня какая, бегите, а то поздно будет… – Преданные призывы Сыма Тина лезли в уши с необычайной отчетливостью.
Когда отец с сыном открыли глаза, Шангуань Люй сидела у головы ослицы и, глядя в пол, пыталась отдышаться. Белая рубашка насквозь промокла от пота, и на спине рельефно проступили лопатки. Между ног ослицы натекла лужица алой крови, а из родовых путей торчала тоненькая и слабенькая ножка муленка. Она смотрелась так неестественно, что казалось, кто-то злонамеренно засунул ее туда.
У Люй сильно подергивалась щека. Она снова приложила ее к брюху ослицы и долго прислушивалась. Шоуси не сводил глаз с лица матери, отливавшего безмятежным золотистым цветом перезрелого абрикоса. Крики Сыма Тина без конца носились в воздухе, будто слетевшиеся на вонь мухи, которые то облепляли стену, то снова садились на шкуру ослицы. Шоуси била нервная дрожь, словно в предчувствии большой беды. Хотелось выскочить из пристройки, но духу не хватало. Казалось, стоит выйти за порог, как тут же попадешь в лапы проклятых японских дьяволов – коротконогих и короткоруких; говорят, носы у них торчат, как головки чеснока, и глаза навыкате, словно бубенчики. А еще они поедают у людей сердце и печень и пьют кровь. Сожрут ведь подчистую, ни косточки не оставят.
А сейчас, наверное, мчатся толпой по проулкам, преследуя женщин и детей, взбрыкивая и храпя, как жеребцы. Он покосился на отца, пытаясь обрести утешение и уверенность. Шангуань Фулу, эта насмешка над профессией кузнеца, сидел на мешке, бледный от страха, обхватив руками колени. Он беспрестанно раскачивался взад-вперед и стукался спиной и затылком об стену. В носу у Шоуси почему-то защипало, и из глаз покатились слезы.
Урожденная Люй кашлянула и медленно подняла голову.
– Что ж ты натворила, голубушка, – вздохнула она, поглаживая морду ослицы. – Ну как тебя угораздило выпростать сначала ногу? Разве не знаешь, глупая, что при родах перво-наперво должна идти голова?.. – На погасших глазах животного выступили слезы. Люй вытерла их, звучно высморкалась и повернулась к сыну: – Иди за мастером Фань Санем. Эх, думала сэкономлю пару бутылей вина да свиную голову, но,