Шекспир мне друг, но истина дороже. Чудны дела твои, Господи!. Татьяна Устинова
так – нельзя, не получится. Это такие радости, которые даются только через страдания!
Ляля подтянула ноги к животу. Лежать было неудобно, все болело, но так и должно быть, все правильно! Ей не может быть удобно. Ей должно быть больно, скверно, невмоготу – это расплата за любовь, которая закончилась навсегда. Выплачивать кредит придется еще долго, после выплат она останется нищей и разоренной, и это справедливо.
– Соседка! Ляля! Ты дома?
В сенях загрохотало, и Ляля медленно стянула с лица плед. Так и есть. Это не ночь. Ночи еще ждать и ждать.
– Ведро какое-то посреди дороги бросила, дверь открыта! Ты где есть-то?!
– Чего тебе, Георгий Алексеевич?
В коридорчике вспыхнул свет. Ляля зажмурилась.
Сосед заглянул в комнату, нашарил выключатель и щелкнул. Ляля накинула на голову плед.
– Заболела, что ли?..
– Что тебе нужно?
Он помолчал. Ляля в щелку посмотрела на него.
Он был весь возмутительно бодрый, красный от холода, в расстегнутой «летной» куртке мехом внутрь, жесткой замшей наружу, в клетчатом вытертом шарфе. Сколько Ляля его помнила, столько помнила этот шарф!..
– Дрова привез, – сообщил Атаманов. – Вон, целый прицеп. Я три куба купил, это первая партия! Надо под навес перетаскать, а то завтра трактор придет, ему разгружаться некуда будет.
– Я не могу сейчас таскать дрова.
Большими шагами сосед подошел, бесцеремонной ладонью залез под плед и пощупал Лялин лоб.
– Нету у тебя никакой температуры, – фыркнул он. – Встала бы, Ляль, да помогла по-соседски. Я один до завтра буду таскать!
– Попроси дядю Сашу.
– Да он в деревне, я к ним заходил! Андрюха в Москву укатил, только к пятнице вернется. Вставай, Ляль, куда деваться-то?..
– Уйди, Георгий Алексеевич.
Он действительно отошел, но недалеко – захлопнул форточку и задернул шторы.
– Вот карнизы – как прибил, так век и провисят! Я тебе когда-нибудь отказывал? Нет, ты мне ответь, отказывал?..
Ляля медленно села на диване, огляделась по сторонам и пощупала свои волосы. Должно быть, хотела поправить, но забыла, как нужно поправлять волосы.
– Хорошо, – сказала она. – Я сейчас приду, и будем таскать.
Ей нужно как-то от него избавиться. Он уйдет к своим дровам, она запрет дверь, погасит свет и ляжет на диван. Все.
– Вот тебе спасибо! – сказал сосед прочувствованно. – Ты шевелись только, я прицеп-то на участок загнал, ни войти, ни выйти. В четыре руки быстрее перетаскаем.
– Ну, конечно, – согласилась Ляля.
Он вышел, а она еще посидела немного, оглядываясь по сторонам, как спросонья.
В этом доме она прожила всю жизнь – уезжала только на учебу в Питер, с тех пор прошло сто лет, и сейчас кажется – это было не с ней. Петербург в девяносто третьем году, когда она поступила в университет, был запущенным, грязным и мрачным. Троллейбусы не ходили, фонари не светили, в подворотнях было опасно не только вечером, но