Лелег. Александр Лобанов
лететь. Двинулся вдоль берега, который порой становился скалистым, приходилось объезжать и заросли густых кустарников. Иногда до слуха доносилось неясное, но всё ещё распознаваемое щёлканье клювов. Когда стало светать, наткнулся на запутавшегося в кизильнике подраненного аиста, рядом с которым взволнованно суетилась преданная аистиха. Заметив человека, птицы возобновили щёлканье. Альгис остановил коня, спрыгнул. Самочка расправила крылья, красавица, в строгом белом платье с чёрной окантовкой по краям крыльев и оперенья хвоста, грозно зашипела и вдруг произвела атаку на непрошеного гостя. Чуть ли не до слёз это растрогало боярина. Он протянул к ней ладонь и сам зацокал языком. Точь-в-точь как аист. Присел, согнулся, осторожно начал приближаться.
Аистиха застыла в недоумении. И… сложила крылья. Альгис, осмелев, подкрался совсем близко, выждал некоторое время и погладил по спине, потом шею. После чего они вместе направились к безуспешно пытавшемуся высвободиться из цепких колючек несчастному её супругу.
– Что, брат, не повезло тебе? – протянул руку, аист тут же цапнул клювом, по-видимому не терпел, вообще не признавал панибратства, особенно в присутствии дамы сердца. – Э, да ты храбрец, уважаю. Однако что будем делать? Без моей подмоги не обойтись. Позволь?
Аистиха безмолвствовала какое-то время. Но вдруг подбежала и давай хватать клювом своего суженого за клюв, пришепётывая. Скоро суженый перестал бесноваться и притих. Как младенцу, стараясь не причинять дополнительных страданий, Альгис начал обламывать ветки, отцеплять колючки. Заметив кровь на крыле, пробормотал в задумчивости:
– Кто ж это тебя? Вроде пуля. И как ты далыпе-то?
Освободив, наконец, черногуза, присел на траву, задумался. Кто осмелился в аиста стрелять? Явно нехристь. Достал из дорожного мешка лепёшку, покрошил.
– Подкрепитесь пока, ребятки. Потом надо будет рану промыть и перевязать. Со мной поедете?
Аисты, будто поняв, закивали, несколько раз негромко пощёлкали и принялись клевать кусочки просяной лепёшки. Пока суть да дело, небо совсем прояснилось, запылало с востока. Тут же вспыхнул и Днестр, над гладью ползавшие низкие туманы также не замедлили воссиять, как облака, что спешили навстречу восходу. Вот-вот взойдёт и оно, ярило любимое, для каждого родное. Польское, литовское, молдавское, украинское, но больше всего русское. Ибо наша душа, подумал Альгис, и есть ярило.
За рекой замельтешили белые пятна, по всей земле, до горизонта. Послышалось характерное пощёлкивание. Хоть возраст и перевалил за полсотни, слабостью глаза пока не страдали. Это были они, черногузы. Поднимали и опускали головы. Аистиха неожиданно встрепенулась, взмыла над кустами, сделала круг и помчалась за реку. Вернулась минут через десять с полным клювом огромных кузнечиков, некоторые лапками ещё шевелили. Эту сытную белково-ферментную поживу тут же стал с жадностью уплетать супруг.
– Понятно, – Альгис достал флягу, вынул пробку. –