Жить ярче!. Смеклоф
у бездушного Орфея. Да и пыхтение было слишком знакомым.
– Хватит! – закричала Хвостикова. – Убирайся! Я от тебя устала. Ты теперь и в сон залез.
Она попыталась освободиться, но держали крепко, продолжая тащить куда-то в темноту, подальше от волшебных переливов арфы.
– Прости, после пережитого сегодня, я боялся, что этот сон вернётся. Это же мир смерти, Аид. Неужели ты не понимаешь? Если застрянешь здесь, погибнешь и там, снаружи. У нас всё взаимосвязано. Такие видения нельзя оставлять без присмотра…
– Нет никакого Орфея, – сдавленно зарычала Анастасия.
– Может и так, – не стал спорить Семён. – Но тут нельзя находиться…
– Ты теперь будешь говорить, какие мне сны смотреть? – её голос стал ниже и в нём зазвенел металл. — Ты вообще кто?
Сноходец не ответил. Шурша в темноте, он наконец нащупал ответвление туннеля и облегченно вздохнул. Они выбрались под тусклую лампочку, покачивающуюся над головами.
– Это ещё что значит? – вздрогнула Анастасия.
– Чтобы всем этим управлять, надо разобраться со старыми проблемами, – бросил он. – Почему эта тема для тебя такая больная? Какую утрату ты понесла?
Он открыл непонятно откуда появившуюся дверь с потрескавшейся лакированной поверхностью.
Хвостикова сглотнула. Внизу притаился нарисованный карандашом котёнок, а ближе к косяку начинались деления и возрастные отметки. Когда измеряют рост, ни в коем случае нельзя двигаться, но сноходец втолкнул её в комнату.
Детская совсем не изменилась. Раскладной диван книжка, трюмо, секретер с откидным столом и ковёр на полу. Как всегда, с одним загнутым углом. Он так замялся, что осталась белая полоса. А в центре ромбовидного рисунка, как заведённый по кругу ползал рыжий хомяк с точно такой же белой полосой на спине.
– Как? – с трудом выдавила она.
Над ковром подрагивали занавески. Нежно изгибались, пытаясь погладить рыжую спину с белой полоской, но не дотягивались. Их невесомые края так натянулись, что прогнулась вся рама, вместе с открытым окном. Стекла не выдержали давления, хрустнули, но не треснули, а надулись прозрачным пузырём.
– Другого выхода нет… – попытался сноходец.
Она упала на колени, но прикоснуться к своему детскому питомцу не смогла. Её ноздри раздулись, а глаза так засверкали, что в комнате стало светлее.
– Рыжик умер, когда мне было десять. А мамуня сделала пятьдесят фотографий, прежде чем спустить его в унитаз. Я увидела их, когда вернулась из школы. Как тебе такой выход? Убирайся из моего сна!
– Твоей вины в этом нет, – снова затрепетали занавески.
– Больше не пытайся меня дурить. Ваш мир ад! Я хочу вернуть всё как было!
По щеке побежала слеза.
– Я до сих пор вижу твою кровь на асфальте. Татуированных уродов стреляющих друг в друга…
– Я смогу тебя защитить!
Анастасия скривилась.
– А кто защитит тебя? Я забыла