Глашатай. Светлана Метелёва
вспоминать…
Макс достал сигарету, поднялся и двинулся к стойке для курящих. До вылета оставался час.
***
Комментарий Максима Зимина:
По-моему, ты очень странно выбираешь картины: да, я понимаю, что так, видимо, нужно для выстраивания сюжетной линии, но пока, говоря откровенно, получается какой-то малобюджетный сериал, из тех, что снимаются одной камерой в пределах одной студии.
Я вот, допустим, очень хорошо помню вечер перед отъездом. Я жил у тетки, сестры отца (ты, кстати, не сказала об этом ни слова, а ведь это же, наверное, важно: где живет герой? На что? Что ест, пьет, как одет? Кстати, одевался я тогда – спасибо тетке – очень неплохо). Так вот, к тете Маше (полностью звали ее Мария Николаевна) как раз зашел сосед снизу, дед лет семидесяти, с палкой и вечно трясущейся головой. Он приходил часто, раза два-три в неделю; до сих пор не могу понять, почему она тратила на него время и как вообще терпела эти визиты.
Была она в меру цинична, высокомерна, как все москвички в первом поколении, хорошо разбиралась в людях. Пила исключительно коньяк, курила сначала «Родопи», а позже, как только появились тонкие длинные палочки, которые девочки из деревень дружно называли «Море» – перешла на них. Был у нее сын – жил со своей семьей, кажется, в Воронеже. Время от времени звонил – правда, не помню, чтобы она как-то чрезмерно радовалась этим звонкам… Мне было с чем сравнивать – пока мать была жива, я довольно часто звонил домой – а она с удручающей регулярностью плакала и причитала в трубку, потом обязательно звала почти глухую бабушку, чтобы я и ей «сказал пару слов», потом начинала просить, чтобы я вернулся, ибо «где родился, там и пригодился» – короче, полный набор. Всегда, между прочим, ненавидел это идиотское выражение: если бы им руководствовался, например, Ломоносов, не было бы у нас ни химии, ни физики, ни МГУ. С тетей Машей мы сошлись как раз на этом пункте – ибо она тоже когда-то приехала в Москву лимитчицей, а стала весьма значительной в своем деле дамой. Она много лет преподавала научный атеизм в каком-то вузе, в перестройку устроилась продавщицей в престижный магазин. Ей, само собой, это не слишком нравилось – но комфорт и деньги она ценила выше, чем статус, который в конце девяностых, как ты наверняка помнишь, не значил ничего. Она посещала все «интересные» премьеры, увлеченно обсуждала тему пидоров на подмостках (тогда как раз был в моде театр Виктюка; о голубых только начинали разговаривать), смотрела все новости и раз в неделю ходила к «своему мастеру» за маникюрами-прическами. Время от времени она рассказывала о себе – все больше о разного ранга любовниках. Иногда было интересно. Порой она поражала меня удивительно точными формулировками и наблюдениями: не раз я со спокойной душой воровал ее отточенные фразы; потом она читала материал, морщилась недовольно и сообщала, что вот как раз в этом контексте смысл теряется. Готовить она не любила, зато