Глашатай. Светлана Метелёва
от кишечной инфекции. Зато первенец, Умарчик, выжил, а потом Рамзан родился – и как же она, Асет, радовалась! Ей казалось, что только дети и держат Ахмада, а не то – ушел бы в лес, думалось ей, землянку бы какую ни есть выкопал и жил один, оплакивая свою первую жену и того, первого сына. Асет не ревновала, нет, она до сих пор сохранила в сердце благодарность мужу – за то, что не дал умереть, подобрал, пожалел. И никогда не было даже в самых тайных закоулках ее души желания вытеснить из памяти Ахмада первую, любимую, занять главное место в его сердце. И сыновей – тех, что она родила – он тоже не сказать, чтоб любил; нет, конечно, заботился, привязан – и был, и сейчас; и Умаром гордится – мальчик весь в него, тоже любой мотор разберет и починит за минуту. Но как будто бы вынули у Ахмада душу однажды – и после этого нелегко ему было, пустому, жить среди обычных людей. Так думала Асет и старалась помочь, как умела – готовила повкуснее, следила, чтобы дома было мужу спокойно и уютно, детей до времени держала подальше – зачем надоедать отцу, да? Только когда десять Умару исполнилось, увидел Ахмад, как сын нож метнул в дерево – и ведь попал, мамин! И как будто оттаяло лицо у Ахмада, сощурился, подозвал мальчика, стал учить… Да что говорить, даже Хеду – единственную дочку – Ахмад точно и не замечал. Может, будь она похожа на него или на его мать, давно уже умершую… Но Хеда пошла в Асет – те же округлые щечки, носик без горбинки, прямой, мягкий подбородочек. Вот она, наверное, полюбила бы Джамала, – подумала Асет, – сердце у девочки доброе, с детства всех жалела да защищала… И сейчас – все время пишет из города, выучилась, работает в школе…
Асет зашла на кухню: невестка возилась у стола, Джамал сидел у окошка, водил пальчиком по стеклу. Оглянулся на Асет – просиял толстощеким личиком. Но – не подбежал к ней, остался, где был.
Почти год прошел, как Ахмад усыновил найденыша. Ребенок оказался здоровым, с удовольствием пил козье молоко, рос хорошо. Тогда – год назад – вызвали сразу врача, тот осмотрел малыша, сказал: не больше, чем шесть месяцев ему. Так возраст и считали: отняли от дня маслаата полгода – получилось, что родился Джамал в феврале восемьдесят второго. Кем могли быть его родители, как появился на дороге сверток с ребенком, так и не дознались. Асет и не особо старалась разузнавать. Младшенький стал для нее светом в окошке: родные внуки выросли, да невестки и не больно-то ей давали внуками заниматься. Джамал – кудрявый, светловолосый, с голубыми глазенками, как казалось Асет, понимал все – только говорить не торопился пока. Зато пробовал петь – и у нее всякий раз схватывало в сердце и глубоко в горле, когда слышались робкие, неуверенные и совсем негромкие звуки… Певцом будет, – говорила она себе…
– Давно встали-то? – спросила Асет.
– Да уж часов несколько, – отозвалась невестка; кивнула на Джамала, – он же разве даст поспать? Чуть солнышко покажется – поднимается и к окошку…
В кастрюле на плите вздрагивал бульон – Асет подошла, заглянула – хорошая