Как я стал Богом. Путь в Эдем. Анатолий Агарков
он встать не может.
– Дак с колен.
– А вчера кто?
– Вчера можа и я – плохо помню: упились.
– Да-а, – бородач сменил гнев на милость. – Вот был вечерок-то – зараз мы флаконов шесть, а то семь оприходовали. Ты сколь принёс?
– Хрена ли считать, итить надо, промышлять.
– А с буржуем, что делать?
Все уставились на меня.
– Слышь, буржуй, за тебя нам что-нибудь отвалят?
– Или ты сам раскошелишься?
Вот она, переломная минута. Надо брать быка за рога. Надо сказать что-то такое, чтобы они повалились в ноги от моих слов и прослезились. Только где эти слова? Неужто я и мыслить разучился?
– Чего молчишь?
– Где твой дом? Куда вести тебя?
– Не вести, а нести – ведь он не ходячий.
– Э, погодите-ка, – Уч-Кудук воздел указательный палец к потолку. – Погодите, можа это не простой буржуй – банкир какой али директор. Смотрите, костюм на нём с иголочки и галстук в блёсках. Запонка была золотая, да какая-то сука уже стащила.
Он свирепо оглядел товарищей.
– Звонарь ты? С дороги его волок, под шумок и уволок.
– Гы-гы-гы….
– Да у тебя ума не хватит. Ты, Кащеевна, что ль?
– Можа и я. Вы что ль нахаляву очиститель выжрали вчера?
– Да много ли он стоит?
– А верните.
– Ладно, хватит, – Уч-Кудук сверлил меня взглядом. – Я так мыслю, не простого полёта птичка попалась. Что, буржуй, молчишь? Признавайся, банкир ты или торгаш какой, магазинами владеешь? Что за тебя мы можем поиметь? Оптом или по частям продавать – сегодня, скажем, пальчик, завтра ушко, послезавтра хренделёк? Баба-то любит?
И после этих слов я понял, что молчание – это главное моё оружие. А может и спасение.
Бичам понравилось Уч-Кудука предложение.
– В город пойдём, разнюхаем – кто из важных птиц пропал. А потом решим, как из её пёрышки повыщипать.
Бородач оглядел бомжей:
– Макс сторожить останется – от его не убежит.
– А можа я? – предложила Кащеевна.
– Ну, от тебя-то зараз смоется.
– Так привязать….
Туман осел, и солнечная сень пробилась в окна. Макс развешал штаны сушиться, тельняшку и пиджачишко драный. Сидел, насвистывая, пришлёпывая ладонью по остатку оттяпанной на середине бедра ноги.
– До вечера жрать не придётся, – сообщил мне бодрым голосом. – А пить захочешь, вон вода в приямке.
– Это ж свалка, – напомнил я.
– Не обращай внимания. Я поначалу тоже…. А потом привык, ни запаха не чую, ни вкуса – лишь бы жралось да пилось.
– Отравиться можно.
– Я тебе вот что скажу, человек ко всему привыкает. Потому он и царь природы, что всеяден и живуч. Вот, скажем, листья пальмы – такая флора жёсткая, что ни единой твари не по зубам. А американские коммандос жрут их как салат, и желудки усвояют.
– Откуда познания?
– А ты думаешь, я всю жизнь на помойке? Нет, брат, шалишь. Я, Звезданутый, в Афгане воевал, в десантуре.