Хорошие плохие слова. Михаил Крикуненко
испепелив папиросу до середины.
– Правда, – как можно спокойнее ответил я и почувствовал, что теряю сознание. О том, что такой кружок существует и даже находится в соседнем дворе, в клубе «Юный техник», я знал. К нам в школу приходил агитировать заниматься там плешивый старик в драповом пальто с каракулевым воротником.
– И почему ты решил заняться судомодельным делом? – отцу нужен был мотив.
– Мне всегда были интересны корабли, – врал я, и ноги мои подкашивались, а в глазах темнело. – Как знать, поступлю потом в Водный институт, буду строить настоящие суда, – такой наглости я и сам от себя не ожидал, но было уже поздно.
Отец отложил газету в сторону, и какое-то время смотрел на меня молча, как коллекционер бабочек на какую-нибудь редкую чешуекрылую мадагаскарскую уранию, за которой охотился полжизни, а обнаружил у себя дома в пыльном шкафу. Недоверие, какое обычно возникает по отношению к вокзальным цыганам, еще плескалось в отцовских глазах, но вместе с тем в его взгляде зародилось и что-то новое для меня. Я видел, как здравый смысл борется с родительскими чувствами. Наконец, победили последние. Глаза отца увлажнились, а голос потеплел:
– Молодец! Надо сказать, ты меня удивил. И очень порадовал! Труд, как известно, сделал из обезьяны человека. Каждый человек должен заниматься делом! – видимо, от накатившего волнения, отец заговорил лозунгами.
Я еще не представлял, когда произойдет реинкарнация, и из обезьяны я превращусь в человека, но точно знал, что возмездие меня настигнет гораздо раньше. И избежать его можно лишь одним способом – реально записавшись в судомодельный кружок.
В клубе Юных техников пахло свежей стружкой, краской и эпоксидной смолой. Поэтому, едва переступив порог, мне захотелось развернуться и удрать. Я очень хорошо разбирался в этих запахах. Так пахнет тяжелый, адский, эксплуататорский труд. Так пахло у нас на даче, куда отец вывозил семью в полном составе каждые выходные с ранней весны до поздней осени. Помню, в фильме «Подкидыш» героиня Раневской спрашивает девочку: «Скажи, маленькая, что ты хочешь? Что б тебе оторвали голову или ехать на дачу?» Так вот у меня был примерно такой же выбор. Мы никогда не жарили шашлыков на даче и не принимали там гостей. На даче мы пахали, сеяли, пропалывали и постоянно что-то перестраивали. Отцу, выросшему на селе и пережившему голод, все время хотелось вырастить своими руками что-нибудь съестное. Это успокаивало. Мама, моя старшая сестра и я обязаны были в этом ему помогать. Каждый раз отец устанавливал план и распределял работу между членами семьи. Если план выполнен, а еще лучше – перевыполнен, у отца было хорошее настроение. Если сделать что-то не успевали, все обвинялись в саботаже.
– Лодыри! – пыхтел отец «Герцеговиной» и зло сплёвывал в траву. – Вам лишь бы ничего не делать! Лишь бы всё танцы-шманцы, погулять да поспать подольше! А что зимой жрать будете?!
Жрать, в принципе, было что, но осенью погреб в гараже забивался под завязку картошкой, морковью, кабачками, огурцами, помидорами,