Все не так закончилось. Рошель Вайнштейн
всем позаботится. Он знает лучших врачей мира.
– Вам не о чем беспокоиться, Кэтрин. Мы с Чарли будем рядом с вами на каждом шагу.
Реакция Филиппа на болезнь моей матери дала мне представление о жизни, в которую я вхожу.
– Давай вернемся, – сказал он, как если бы это был его дом. – Ей не следует проходить через все это одной.
Если Филипп хотел вернуться, это было не к добру. Солнце исчезло с небосклона, и я продрогла до костей.
– Да, – я повернулась к нему, охваченная легким разочарованием. – Давай вернемся.
Через два часа мы сели в маленький самолет – кошмар клаустрофоба. Я не смыкала глаз весь полет, завершившийся в частном аэропорту в пригороде Канзас-Сити.
Когда мы добрались до больницы, серия анализов и холодные залы ожидания, тихие молитвы и приступы плача подтвердили серьезность болезни моей матери. Филиппу пришлось поддерживать меня, когда мое тело совсем обмякло. Замысловатый рентгеновский аппарат подтвердил именно то, что я не хотела знать.
У мамы было образование на головке поджелудочной железы. Биопсия подтвердила, что это была раковая опухоль.
Серьезность ее диагноза и стремительность угасания были для меня как удар хлыстом. Мой мир, когда-то равномерно залитый лимонным солнцем, стал дымно-серым.
У меня не было времени, чтобы все это осознать.
Филипп помог мне упаковать чемодан, и я вернулась в дом, в котором выросла. Прогноз для моей мамы был мрачным – большинство пациентов прожили меньше года. Я стала сомневаться в мудрости Вселенной и все чаще задавалась вопросом, почему Бог забирает тех, кто все делает правильно – тех, кто любит своих детей и заботится о них, тех, кто жертвует своим счастьем ради благополучия других, тех, в чьих сердцах живет самоотверженность.
К тому времени Филипп уже понял, что моего отца с нами не было. Он меня не расспрашивал, не задавал никаких вопросов. Это была правда, которую мы опустили и не обсуждали.
Время породило зверинец смешанных, запутанных сообщений.
Время – украденные мгновения, несколько радостных моментов без химиотерапии и обезболивающих, без тяжелого плаща горя, обхватившего нас мертвой хваткой.
Время – противник. Оно было вне досягаемости и в то же время так близко. Оно приближалось, оно исчезало. Я обезумела и измучилась от погони за ним. Противоречие тех месяцев было явным.
Я сомневалась в судьбе и абсолютной силе любви. Как могло мое сердце испытывать такую глубокую, пронизывающую любовь, когда оно медленно разрывалось на части?
Как моя душа могла открыться незнакомцу, пока она была сосредоточена на человеке, которого я любила больше всех на свете?
Учебный год закончился, и мои ученики отправили меня домой, осыпая молитвами. Они знали, что, возможно, когда они вернутся осенью, я могу уже остаться без матери, и их объятия были очень крепкими. Пока они наслаждались каникулами, я все лето держала маму за руку на курсах химиотерапии и возила ее на сканирование. А потом врачи сказали нам, что они больше ничего не могут сделать.
Вновь