Александрийский Мусей от Птолемеев до Октавиана Августа. Валерий Поршнев
расширяя временные границы, возводит истоки музея именно к александрийскому прототипу в связи с появлением у греков ощущения времени как движения в одном направлении, к будущему, в отличие от представления о замкнутом циклическом времени, выраженном в мифологии. Это мифологическое представление окончательно разрушило завоевание Эллады Филиппом Македонским. Новая реальность, каковую мы и называем эллинизмом, вызывала в сознании, с одной стороны, тоску по утраченному прошлому, с другой – восхищение грандиозными деяниями Александра и его полководцев, и желание сохранить в памяти недавние события, прежде всего, задокументировав их (Александрийская Библиотека родилась из первоначально небольшого собрания документов, связанных с походами Александра). Но также было необходимо хранить реликвии, трофеи, классические литературные образцы. Из Александрии новое мироощущение приходит в Пергам, оттуда – в Рим[78].
К сожалению, западные музеологи, вслед за антиковедами, вольно или невольно, «занижают» сакральный характер Мусеев. Жермен Базен не говорит о нём вовсе. Э. П. Александер, написавший (в содружестве с дочерью М. Александер) очерк истории музеев в их историческом развитии (motion), уже три десятилетия являющийся учебным пособием для изучающих музейное дело, сначала чётко заявляет, что классический термин Мuseum обозначал храм, посвящённый Музам. Но, несколькими строками ниже, пишет: Александрийский Мусей, обладавший астрономическими приборами и медицинскими инструментами, ботаническим и зоологическим садами, коллекциями слоновых бивней и чучел животных, статуями учёных, был, главным образом, «университетом или философской академией». Впрочем, добавляет Э. П. Александер, и музеи долгое время считались местами учёных занятий в той же степени как хранилищами коллекций[79].
Отечественная музеология, наследуя давно сложившееся в России почитание античной культуры, уделяет Мусеям гораздо больше внимания; во всяком случае, наши учёные, используя сложившиеся формулировки «предмузейное собирательство», или «предмузейные формы коллекционирования», дают более подробные обзоры таким феноменам античной культуры как библиотеки, пинакотеки, дактилиотеки, и конечно – Мусеи. Как и у историков античности, у музеологов нет согласованной формы русской транслитерации этого слова. У нас встречаются все четыре возможных варианта фиксации термина, пишущиеся как с большой, так и с маленькой буквы: Мусей – Музей – Мусейон – Музейон. Здесь нельзя говорить о небрежности, поскольку для написания греческих и латинских слов кириллицей вообще не существует строгих правил и остаётся следовать традициям. В данном, конкретном случае, изучив значительный объём русскоязычной научной литературы с конца XIX века, можно убедиться, что каждый из вариантов «конкурирует» с другими примерно в равных пропорциях. В последние десятилетия отдаётся предпочтение написанию Мусейон, но нам кажется излишним писать по-русски падежное окончание «он», не сохраняющееся на языке оригинала при склонении
Bazin G. From the Museum Age. Foreword // Museum Studies. An Antology of Contexts. – Blackwell Publishing LTD, 2004. P. 18–19.
Alexander E. P., Alexander M. Museums in Motion. An Introduction to the History and Functions of Museums. – AltaMira Press, US, 2007. P. 3–4.