Пасмурный полигон. Олег Кириллов
читал в кабинете группенфюрера Небе.
– Мне нужна эта бумага, Фридрих… Эта бумага должна быть у меня. Через два часа я еду к фюреру. Через час я должен ее иметь на своем столе. – Геринг уселся за стол, придвинул к себе записную книжку в перламутровом переплете. – Этот Гиммлер наглеет с каждым днем. Говорят, у него даже на меня есть какая-то картотека, и недавно он пытался подсунуть ее фюреру. Пора его одернуть… Бумагу, Фридрих, бумагу:
– Нет ничего проще, господин рейхсмаршал. Пошлите кого-нибудь из адъютантов с письмом к Небе, и он не осмелится отказать. – Эккерт стоял перед Герингом, склонившись в полупоклоне.
Министр схватил со стола лист бумаги с личным грифом и, брызгая чернильными кляксами, бегло написал: «Небе, мне нужна та бумага, которую читал у тебя Эккерт. Передай ее немедленно с моим человеком». Размашисто расписался и сунул бумагу в руки Браухичу.
– Пошли туда Вольфа, он служил в СС и знает все их штучки. И пусть без бумаги назад не возвращается.
Когда адъютант бесшумно исчез за дверью, Геринг потер мясистые руки.
– Я ему сегодня устрою… Подумаешь, рейхсфюрер!
– Что бы он значил без Гейдриха и Шелленберга? Они вдвоем с этим чучелом Мюллером уже через неделю засыпались бы… Надеюсь, ты не напишешь на меня докладную, Фридрих? Ты иди, приятель, занимайся своими делами. А я тут немного еще полюбуюсь этими сокровищами. – Он кивнул на холсты. – Когда я вернусь от фюрера, я расскажу тебе обо всем… Иди, иди!
Он почти вытолкал Эккерта за дверь.
В кабинете не сиделось. Спрятав в сейф бумаги, Эккерт вышел на улицу. На всех афишных тумбах еще висели красочные рекламные плакаты, призывавшие берлинцев посмотреть в кинотеатре «Уфа-паласт», что у зоологического сада, кинофильм «Фойер-тауфен», рассказывавший о покорении Польши. Эккерт смотрел этот фильм в кинозале министерства. Сразу после титров авторы предоставляли слово Герингу, и рейхсмаршал долго и хвастливо рассказывал кинозрителям о «подвигах» своих асов над беззащитными городами. Фильм вызвал у Эккерта чувство горечи и гнева. Немецкий народ подготавливался к роли аккуратного исполнителя зловещих планов своего фюрера, и в нем всеми средствами пытались пробудить дух средневековых завоевателей. Чего стоила одна так называемая аллея победы в парке Тиргартен. Она упиралась одним своим концом в фасад новой рейхсканцелярии Гитлера, а другим – выходила на площадь, где красовался аляповатый памятник «Зигесзойле», воздвигнутый в честь германских гренадер, участвовавших в войне с Наполеоном. На аллее, выстроившись в две шеренги, красовались все германские завоеватели, начиная от мифических средневековых курфюрстов до злосчастного Вильгельма Второго. Все это сборище берлинцы иронически называли «Пуипеналлее» (аллея кукол). То и дело по ней маршировали колонны юнцов из гитлерюгенда, и в самый отдаленный уголок парка доносились их крики: «Хайль! Хайль! Зиг хайль!»
И все же Эккерт любил бывать в Тиргартене. Здесь у него была своя скамейка, где он временами посиживал, чтобы под пение птиц подумать о своем, в других местах и при других