Где нет параллелей и нет полюсов памяти Евгения Головина. Коллектив авторов
слова и мог бы подписывать так свои работы вместе с Филалетом и Сетоном; он был «общеевропейским» философом, русским до мозга костей, но с латынью в крови – из той несбыточной породы людей, которая могла бы состояться, если бы история в начале ХХ века повернулась к нам другой стороной.
На вопрос, чем он сейчас занят, Евгений ответил, что «готовит лекцию о Диане», и конец этой фразы он продекламировал с нарочитой театральностью, трагически взмахнув рукой, на грани фарса, но при этом не переходя эту грань и не повреждая ткани разговора, оставаясь серьезным; так я познакомился с его манерой выражать пафос без стеснения, не маскируя его сарказмом и не впадая в дидактику. Он поделился своими мыслями, составившими костяк лекции в Новом Университете, каковая стала впоследствии четвертой главой «Приближения к Снежной Королеве». Некоторые из них потрясли меня своей простотой и ясностью: например, нельзя лучше сформулировать главное различие между химиком и алхимиком, чем сравнив первого со стопроцентным мачо в подходе к природному, а второго – с тем, кто, оставаясь мужчиной, способен видеть и действовать по-женски, что и означает идти путями природы. Также помню, что меня поразили его меткие наблюдения о женщине и мальчике (Мадонне с младенцем, Снежной Королеве и Кае, Венере и Эроте).
В какой-то момент разговор зашел о том, кто какими книгами увлекался в детстве. «В подростковом возрасте надо читать Пруста, Канта и Ницше», – безапелляционно заявил Евгений, и я буквально окаменел, потому что читал именно это и именно в таком порядке. Головин цитировал некоторые свои стихотворения, вспомнил также песни, которые исполнял «Центр». Он искренне гордился сотрудничеством с Шумовым, видно было, что ему хочется, чтобы его тексты пели, хотя на вопрос о собственно музыке к своим песням ответил уклончиво и без энтузиазма – похоже, ему это слышалось иначе.
Я сказал, что знаком со многими современными алхимическими авторами, он слегка скривился, но стал расспрашивать – о Маклейне, о Станиславе Клоссовском. Хмыкнул после моих откровений, но видно было, что я все же чуть изменил его крайне критическое восприятие этих людей. «И все равно, они бухгалтеры какие-то», – добавил он, помолчав. У него были основания так говорить – действительно, у многих современных алхимиков или «исследователей алхимии», как некоторые для безопасности себя называют, при всех их талантах отсутствует творческая харизма, искра, без которой алхимик не может достичь успеха, без которой он остается «академическим исследователем», «лабораторным оператором», «знатоком герметической символики» и прочая и прочая, но никак не адептом, хотя бы и потенциальным, поскольку это требует творческой силы в самом буквальном смысле слова.
Алхимик – прежде всего Демиург, творец космоса в отдельно взятом атаноре, и Евгений Головин этой искрой