Коллекция королевы. Ан Ци
груди отливали золотом с перламутром. Короткие, когда-то светлые волосы, измученные бесконечными ухищрениями парикмахеров, стояли дыбом. Морковная помада, фиолетовые тени для век.
– Простите, а Вы? – настороженно спросила недовольная Катя.
«Господи, наверно, очередная пациентка. Почему домой? Кто адрес дал?» – меж тем думала она.
– А я Валя. Валя Попова. Мы с Катей вместе в школе учились. Мне с ней очень надо поговорить. Тут, понимаете, такая беда, я…
– Валька? – перебила её опешившая Катя, – Валька, постой. Да остановись. Какая беда? Да я это. Ну, погляди хорошенько. Ты прости, я тебя тоже не сразу узнала. Двадцать пять лет всё-таки. И пошли в дом, что мы стоим. Будем сейчас с тобой кофе пить. Валюш, Валечка, ты что?
Валя Попова, на лице которой попеременно сменялись выражения растерянности, удивления, недоверия и робкого узнавания, вдруг поставила свою расхристанную сумку на пол, лицо её исказилось, а изо рта вырвался судорожный не то вздох, не то всхлип:
– Катюша-а-а-а, – застонала она. Горе-то какое! Вот к тебе пришла. Ой, да к кому же я с этим пойду? Кто поймёт? Ты я и Саша ещё. Я не знаю, где Саша, вот я и к тебе-е-е-е!
Она уже рыдала не на шутку, полные плечи её тряслись, и безвкусная штукатурка совершенно не скрывала гримасы настоящего горя и боли в её глазах. Катя, побледневшая и встревоженная, моментально поняла, что надо вмешаться. Она закрыла входную дверь, обняла Валю за плечи и повела на кухню.
– Ты мне сейчас всё расскажешь, слышишь, Плюша? Ну не реви, ну не надо, моя хорошая. Вот ты водички выпей и подыши… И ещё подыши… Отлично. Ты что, закурить хочешь? У меня раковина вместо пепельницы. Смотри, какая красивая! Это с Тихого океана. Ну вот и хорошо!
Валентина вытащила зажигалку и, всё ещё всхлипывая, сказала невпопад:
– Какая у тебя пепельница чистая! Прямо блестит. Таких не бывает.
– Всё, Валечка, ты уже за горой. Рассказывай.
– За какой за горой?
– Э, да не обращай внимания. Это жаргон. Реаниматологи так говорят, если пациент выкарабкался. Постой, да ты у нас вроде медсестра. Не слышала, что ли?
– Не слышала, Катюша. В амбулатории я, – всхлипнула Валя, – да и ты, вижу, не слышала. Ты сядь.
Они разговаривали уже часа два. Валя курила, вскакивала, садилась и то возбуждённо, то горестно повторяла:
– Застрелили. Застрелили его! Не будет уже никогда. И где-то у чёрта на куличиках. Кать? Ты хоть была на Искии этой? Это хоть что? Египет? Это арабы его? Ох, а почему Сонька только мне позвонила? Вы же подруги были? Это мы вот с тобой…
– Слушай, Валюша, – Катя посмотрела на одноклассницу сухими блестящими глазами, – ты и я ни в школе, ни после школы, правда, не дружили. Но это наша с тобой жизнь. Наша большая любовь. Давай мы вместе, знаешь… ну может, не сейчас, позже… всё что сумеем, вспомним. Друг другу расскажем. Может, запишем, даже? Ты говоришь, где Постникова, не знаешь. Нет уже больше Саши! И вот теперь Андрей. В сорок шесть лет… Я Петьке почти ничего не рассказывала. А он знать хотел. Очень. Он имеет право