Раб Петров. Ксения Шелкова
нам всем убираться из его дома сей же час! Да ещё сам её ударил, чтоб его руки проклятые отсохли! Отец твой с ним едва сам драться не полез, мы с Иевой насилу удержали…
– Сам прибью его! – Андрюс мрачно подумал, что и магия перстня, пожалуй, не понадобится. Да будь Кристиан хоть двадцать раз родич и дядя – никто не смеет поднимать руку на его сестёр!
– Нет, милый, нет, ради Христа! Не надо, не дай Бог, он озлится ещё больше, стражников кликнет, тебя и вправду сведут куда! Доказывай им потом… – мать готова была упасть на колени.
Андрюс глубоко вздохнул. Наверное, матушка права: жизни в этом доме для них больше нет – и не стоило подвергать себя излишней опасности, пугать родных ещё больше. И хотя руки у него так и чесались, он поклялся матушке, что дядю бить не станет.
Ну, а потом, рассказала мать, они с Иевой да Ядвигой ждали Андрюса всю ночь, так ждали, глаз не сомкнули, думали: вот-вот он придёт – и окажутся дядины слова подлым враньём. А он всё не шёл – Кристиан и радовался, у камина сидел, вино пил да приговаривал: сбежал, мол, ваш Андрюс, вор, колодник проклятый!
– Рано радовался, – мрачно усмехнулся Андрюс. – Ничего, я чаю, как увидит меня, так и сомлеет.
Мать вздрогнула от его слов, но возражать не стала.
– Ты, сыночек, пойди к сестре сейчас, – велела она. – Уж как Ядвига-то моя бедная тебя ждала, Кристиану в лицо смеялась. Ей тут хоть небеса разверзнутся, да голос оттуда раздастся – а она всё одно тебе поверит. Мы с Иевой и то усомнились, когда ты не пришёл – а Ядвига ни в какую.
Андрюс рванулся в их с сёстрами комнатушку, и лишь только вошёл – увидел распахнутые серые глаза на бледном, до смерти усталом лице старшей сестры. Так и не заснула в эту ночь… И первые слова Ядвиги были не о том, поджёг ли он дядину цирюльню – про это она и вспоминать не стала.
– Вернулся, наконец-то! Андрюс! Ничего с тобою вчера не случилось худого? А то я думала: не ровен час, хозяин твой догадался о ваших проделках! Предчувствие какое, не иначе…
– Он пока не догадался, Ядвига, но… В мастерскую мне больше нельзя, – Андрюс понимал, что сестру всё равно не обманешь – слишком хорошо она его знала.
Ядвига вздохнула.
– Это из-за Никиты твоего? Ну, раз так, то и Бог с ними. Уедем отсюда, в другом месте будем счастья искать.
– Ты скажи мне, что там, в цирюльне-то, случилось? – помолчав, спросил Андрюс. – Дядя Кристиан что вам говорил?
– А он, видишь… Он вчера, как вернулся с товаром – вроде мыло да эссенции какие-то заказчикам привёз – и сразу в цирюльню, только спросил, дома ли ты. Ну, узнал, что тебя нет, усмехнулся этак мерзко, и пошёл. В цирюльне побыл недолго – и вдруг, Матерь Божья, слышим мы: пожар! На соседней улице! Я про цирюльню и не думала, решила: может, дом какой горит. Там зарево чуть не до неба было – дядя сказал, как он вошёл, дверь сквозняком захлопнуло, он чувствует – дымом тянет… А там уже горит, уж двери в огне! Насилу он из окна выбрался, мало сам не сгорел.