Лукавый Шаолинь. Алина Воронина
глаза я отметила, что на нас все смотрят. И тут мне мучительно захотелось доказать, что я сильная, что я умею драться. Даже не драться, а биться за свое достоинство. Неужели все они думают, что я спала с Гриндерсом? Что я… девушка не слишком тяжелого поведения?
Мне было всего семнадцать. И хотелось одного – доказать, доказать всем, что я крутая. Я еще раз посмотрела на Машу.
И я ударила кулаком это милое лицо, которое так любила. В первую секунду на нем отразились обида и изумление, позже – звериная ненависть. И все равно я не смогла ударить сильно свою Машу, свою дорогую подругу – крови не было.
Но зато она стала зверем, и от удара ногой в живот я согнулась. Наши не шевелились. Я не могла ждать, когда боль отступит, я должна была действовать. Наконец-то мной завладели собственнические инстинкты. Я кинулась на Машу и вырвала огромный клок волос. От злости мои силы удесятерились. У моей противницы тоже – она толкнула меня на стол, зачем-то поставленный в тренировочном зале.
Наши не шевелились.
Я чувствовала угол стола, задыхалась, но боли не было. Ее и не бывает, когда бьешься безрассудно. Боль придет позднее, когда прокаченное адреналином тело захочет отдыха. Я жаждала крови Маши, ее позора и унижения, совершенно забыв о том, как мы вместе ели пирожные, играли в куклы, обсуждали платья. Я уже не была собой, став зверем, и бросилась на своего врага, чтобы растерзать.
Наши не шевелились.
Еще несколько минут мы катались по полу, вырывая друг у друга волосы. Злоба постепенно отступала… Но Маша начала меня душить. И я подумала: надо что-то делать. Пора заканчивать драку. Умирать в семнадцать лет совсем не хочется.
А наши не шевелились.
И тогда я захрипела:
– Стой, дура… Не я твой враг. Гриндерсу на меня плевать… Йеннифер… Йеннифер…
Машина хватка ослабла, и она подала мне руку, помогая подняться. Мы вдвоем, не сговариваясь, бросились на Йенну. Наши руки, ноги и волосы смешались. Мы даже не дрались: мы просто катались по полу, вцепившись друг в друга ногтями.
Вдруг сильная рука подняла меня, и в следующее мгновение накрыла волна боли. Этот человек ударил гораздо сильнее, чем Маша или Йен. И я впервые заплакала, смешивая кровь и слезы. Потому что этот человек был Грином. То же самое тренер сделал и с Машей. Она, всхлипывая и размазывая кровь, лежала на другом конце зала.
Грин взял Йеннифер на руки и стал укачивать ее, как ребенка.
– Ну зачем ты так? – спросил Хадсон. – Они же все-таки девушки.
– Это не девушки, это бешеные суки. Они подняли руку на мою Йен, – проговорил Гриндерс, не поднимая глаз.
– Я ненавижу тебя, – вдруг тихо сказал Хадсон, – ты не хозяин в этом клубе и не тебе вершить здесь самосуд.
– Неужели? – усмехнулся Грин и опустил Йен. Все так же улыбаясь, тренер ударил Хадсона в солнечное сплетение. Тот упал, как подкошенный.
И тут я все поняла.
Грин просто использовал меня в своих целях! Заманил на Двойные горы, инсценировал поединок с карликом. Все было не зря. Но я не успела подумать, зачем.
Я выбежала на середину зала и замахала руками, привлекая внимание:
– Друзья!