После пожара. Уилл Хилл
меня это не имело значения – я верила, даже когда ставила под сомнение конкретные сказанные им слова.
У меня появлялись вопросы и мысли, с которыми я ни с кем не делилась, зная, что их сочтут ересью, но все еще хранила веру – в него, в моих Братьев и Сестер, в Легион. Пока отец Джон не поступил с моей матерью так, как поступил.
Мы доходим до проволочной сетки, которой обнесен огород.
– О чем размышляешь? – интересуется Нейт. – По монетке за каждую думку?
– Разоришься, – шучу я.
Он улыбается.
– Я знаю, когда у тебя что-то на уме, Мунбим. Давай, выкладывай.
Я киваю, ведь он прав: меня действительно терзает кое-что еще, помимо сладостно-горьких воспоминаний о прежних счастливых днях. То, что не дает мне покоя с прошлой пятницы и о чем я бы не рискнула заговорить ни с кем другим.
– Люк…
– А, этот маленький засранец? – переспрашивает Нейт, и я ошарашенно ахаю, потому что еще никто в Легионе не отзывался так о своем Брате или Сестре. Никто и никогда.
– Нельзя так говорить, – укоряю я и вспыхиваю: должно быть, я сейчас похожа на перепуганную маленькую девочку.
– Можно, если это правда, – еще шире улыбается Нейт. – Можно состоять в Легионе Господнем и все равно быть говнюком. Как ни прискорбно. – Я хихикаю, не могу сдержаться. – Ну и, – продолжает он, – ты же не настучишь на меня Центуриону. Так что там с Люком?
– Он усомнился в отце Джоне. Прямо при всех.
Нейт пожимает плечами.
– И заработал порку. Тебя это беспокоит?
– Нет.
– Тогда в чем дело?
Я набираю побольше воздуха, желая правильно донести свою мысль.
– Он нарывается на неприятности. Ну, Люк. И иногда… иногда кажется, будто он делает это нарочно.
– Ему семнадцать, – замечает Нейт. – Конечно, он делает это нарочно. Люк пытается найти себя в этом мире, свое место в нем, отсюда и выходки. Почему тебя это волнует?
– В прошлый раз тебя здесь не было. А сейчас ситуация похожая, вот и все.
– Ты имеешь в виду чистку?
– Не знаю. Может быть. Да.
– Ты встревожена?
Качаю головой.
– Да нет, просто не доверяю Люку. Извини, Нейт, я не хотела раздувать из мухи слона.
– Все в порядке, – улыбается Нейт. – И не переживай. Люк – противный мелкий засранец, которого давно бы пора приструнить, но если бы я считал, что он в самом деле опасен для отца Джона или кого-то еще, то уже принял бы меры.
– Какие?
Улыбка исчезает с лица Нейта, как будто ее и не было.
– Задушил бы его во сне, – отвечает он. – Ладно, идем. Огурцы сами себя не соберут.
Я выдавливаю кривую усмешку, а по спине бежит мороз. Нейт разворачивается и идет в огород, я чуть приотстаю и двигаюсь следом.
После
Доктор Эрнандес перестал записывать; пока я говорила, он не отрывал от меня взгляда.
– По-твоему, Нейт мог бы сделать так, как сказал? – спрашивает он.
Я