Ведьма живет на краю деревни. Андрей Толкачев
охапку с другого навеса, вроде нормально выглядит. Пошел в курятник, – так и есть! «Куриный бог» исчез с гвоздя. Плоский камень в половину ладони, с естественным отверстием, такие у доброго хозяина служат для защиты кур от сглазу. На гвоздик повесишь, – и будь спокоен. А тут гвоздь один торчит.
Занес в избу дров, в животе защемило, хватанул хлеба, да выплюнул, – солонющий. Но кто его в соль макнул?
Вернулся к бане, на место вчерашнего происшествия.
Дверь болтало ветром, как тряпку на огородном пугале. Придержал дверь, а внутрь соваться не спешил – мешало что-то… Еще со скотного двора заметил: баня приуныла, посмурнела, почернела. Правда, и погодка не задалась.
Ах, банька, банька. Повернись к Ведьме задом, ко мне – передом.
– Шучу, – вдруг вырвалось из него это слово, а там следом и вопросы: – Как же ты так, а? Кого пустила ты? А?
Похлопал ладонью по бревну, перекрестился.
– Говорили ж люди дураку, освяти баню, освяти – нет, не послушал…
Помолчал.
– В народе как про тебя говорят? Знаешь? Да зна-а-ешь. Баня – мать родная, все грехи смоет… Да вот не смыла.
Яков бормотал чёй-то, подбадривал себя, подбадривал, да не шибко получалось. Сунулся – из предбанника потянуло зловонием, – Демьян не соврал. Из парилки в предбанник вода застыла и образовался ледник.
Стены перепачканы, икона разбита, веревки разорваны, барахло с гвоздей сметено вместе с пимами, а гвозди изогнуты, как проволока. Веники, вехотки, мешки, пакеты, фуфайки, – все разодрано, будто зверь нашкодничал. Гора из гладкой светлой кожи оказалась дедовым тулупом. Общипан, как курица в суп.
– Шалишь, да? А ну выдь! Погляжу на тебя, – Яков пригляделся, прислушался. Всю ночь ждал встречи. – А че штаны отцовы наизнанку? На примерку, али как?
Помолчал. Икона лежала перед ним, рама разбита, оклад изогнут. Пригляделся, – она ж дома висела, а сюда каким ветром?
Тут другая висела, с почерневшим ликом.
Побежал в дом. Угол пуст. Лампадка на полу. Сказать кому – засмеют, рехнулся сосед.
В бане стал сгребать все в угол, под шмотками пол был засыпан крупой, пшенкой кажись. Откуда ей взяться тут? Однако, насыпано. Яков за метлу. Да где там, пропала.
– А метла ведь – это… вещь важная. Метла в углу, по старым приметам – охрана от нечисти. Все про тебя знаю. Выходь.
В горле запершило, от пыли и чего-то едкого. Вышел. Хватанул снега. Полегче стало маленько. Наступил в сугроб, одной ногой, другой, и, проваливаясь по колено, прошествовал до забора. На снегу чернели ветки, оказалось, от метлы разбросаны. Зачем? Не понять.
– Березовые. Лежат двумя рядками. Как по заказу. Будто мы с Настенкой лежим.
Огляделся. Хмарь вокруг. И следов-то нет. Хотя если приглядеться, куриный след есть, вон идет он, – голуби такой не оставят. А куры по сугробам лазить тоже не дуры.
– Демьян глазастый, вчера сказал, у ведьмы лапы куриные были.
Глянул на березу возле бани. Что с ней не так? «Ведьмины метлы» на ветках накручены, а ночь