Ведьма живет на краю деревни. Андрей Толкачев
от него в сторону, и давай проклятия выкрикивать, все, какие в ее словарном запасе залежались. Вот ведьма, помогла бы мужику. Да еще на лице печать смерти разглядела, а это уже ни в какие ворота. Плюнул под ноги Яков, хлопнул дверью и выскочил из чада несносного.
Вечером Яков присел на поленнице, и пока бормотал что-то, к калитке соседка подошла, сжалилась над ним, решила сообщить про Настену.
Незадолго до смерти ходила Настена гадать. Зимние святки, – в народе говорят, во время святок души умерших приходят к живым. Соседка-то как прознала: Настена у нее сняла крест нательный, все узелки на одежде развязала, и пошла непроторенной дорожкой, по огородам обратно к себе. Говорит: баня у них нечистая, там вроде гадалку и приму. Сокрушалась потом, что во время самого гадания отпустила руки гадалки, а того нельзя было делать, защита снялась. Яков тогда пил сильно, вот Настена и гадала. Но потом места себе не находила, все рвалась, то в город, то еще куда… Вот беду и накликала.
Яков ничего не ответил соседке, только пробубнил чего-то себе под нос. Она переспросила, а он и отвечает, как ни в чем не бывало:
– Да малец тут сидит у меня. Сынок мой. Нарядил его не по сезону. Так уже детей не одевают. Но ничего, не замерзнет. А знаешь, когда я был малым, как он, сон мне приснился. Я еще тогда в больнице лежал, с желтухой. Помню уснуть не могу, подушка мокрая, тени по стенам, смотрю на них – смотрю. А они от деревьев. Ну, слушай сон.
…Я стою лицом к стене, и слышу сзади, смеется или скулит кто, – пошевелиться боязно, включил боковое зрение, вижу – ведьма идет, руки выставила, волосы, как пакли. У нее неправильно срослись руки и ноги – все конечности вывернуты неестественным образом. Голову ей будто неудачно привинтили – смотрит прямо мне в глаза, не идти к ней, не убежать назад – ноги ватные. А она все тянет руки свои, они, знаешь, как в чешуе. Вот руками своими прутья от веника и рассыпает.
Я хватаюсь за ручку двери. А ведьма на шее у меня сидит, и погоняет мной. Здесь я сплоховал – рука онемела – дверь не сдвинуть с места. Ведьма хватает меня за лицо, пол уходит из-под ног, не могу найти опору. Ни вырваться, ни закричать. Дыхание сперло.
Сон вещий может?
Глянула соседка на него, сидит мужик под луной, – тень тенью, заплакала. Каким человеком был Яшка, а тут пропал, пропал ни за грош, – так поняла она это, но решилась сказать, пришла-то зачем. Принесла крестик Настены. После гадания найти его тогда не смогли, – оказалось, случайно смахнули со стола рукой, а тут нашелся, подумала отдать его Якову.
Но Яков помрачнел.
– Уйди от греха подальше, – это все, что он ей ответил.
И пошла она, не попрощавшись.
Той же зимой, как-то утром, на заснеженном берегу Тартаса за тюпом нашли обледеневшее тело мужчины. Кто-то глумясь разодрал над ним метлу из тонких березовых прутьев. Птицы вроде прилетали, следы нашлись: кто говорил – куропатки, а кто – вороны. Снегом припорошило, но разглядели. А смутило всех другое: лягушки обледеневшие в снегу.
Покойника не распознали. Весь он покрыт был льдом,