Пока цветёт смородина. Игорь Соловьев
обстановки подчеркивал низкий столик, сервированный предметами традиционной чайной церемонии. Рядом, подогнув под себя ноги, сидела девушка в лазоревом кимоно с рисунком цветущих лилий.
Детектив задвинул за собой дверь. Повесил плащ и кепку, разулся, прошел к столику и расположился напротив девушки.
– Привет, Мэйко.
– Здравствуй, Макс. Я рада, что ты снова решил меня увидеть. Чай?
– Как всегда, – кивнул Полетти, любуясь совершенной красотой своей собеседницы.
Ее блестящие черные волосы были собраны в тугую высокую прическу. Цепочка белых речных цветков выразительно подчеркивала эту конструкцию, спадая на изящную светлую шею. Мэйко не белила лицо и не красила губы, как это делали многие из ее коллег. Девушка лишь подчеркивала тушью уголки миндалевидных глаз и стрелки аккуратных выразительных бровей.
– Желаешь провести полную церемонию?
– Нет, давай как я люблю, без изысков.
Макс молчал, терпеливо наблюдая за движениями Мэйко. Вот она налила из длинного бамбукового ковша воду, смешав ее венчиком с чайным порошком, перелила содержимое в другую посуду, подогреваемую пламенем горелки. Наконец, глиняный заварочный чайник тонкой горячей струей наполнил маленькую пиалу. В воздухе поплыл знакомый аромат.
– Хорошо… Все-таки, японцы знают толк в подобных вещах, – смаковал напиток Полетти.
– Чайные мастера Окинавы подняли бы вой, увидев, во что мы с тобой превратили искусство чаепития, – улыбнулась девушка.
– Они просто не видели того синтетического пойла, что плещется в одноразовых стаканчиках моего отдела.
– Как твоя работа, Макс? Не её ли это последствия? – Мейко указала на пластырь у брови.
– Она. Да, я все там же и по-прежнему пытаюсь сделать мир лучше. А он опять сопротивляется. Плюет свинцом в лицо, тычет ножи в ребра и швыряет сгустки плазмы.
– Криминал вооружился энергетическим оружием?
– Не настолько, чтобы это стало серьезной проблемой, но да, хлопот прибавилось. Как знать, может вскоре они раздобудут боевые дроны? И тогда влиятельные шишки Сити обратят внимание на эту проблему по-настоящему. Но пока в их собственные лимузины не летят плазменные гранаты, они не чешутся.
– Грустно это слышать.
– А уж как грустно это испытывать на собственной шкуре, Мэйко! Если бы ты знала! Когда-нибудь человечество погубит себя. И это не будет грызней вцепившихся друг другу в глотки государств и корпораций. Не станет и заслугой уличных банд, когда все погрузится в хаос. Нет, тому виной будет равнодушие политиков, закрывающих глаза на разрастающуюся у них под боком раковую опухоль.
– Ты рисуешь мрачные картины, Макс. Впрочем, когда они были другими? С тех пор, как я знаю тебя, ты не изменил скептического мнения о людях.
– А разве в нас что-то меняется? За десяток лет службы я не увидел ничего, что заставило бы считать иначе. Человек – это большая скотина. Мне ли не знать? Сочувствие вызывают разве что бездомные животные да, пожалуй