Американо. Ник Тремор
что ее ничего по-настоящему не касается – бестелесная тень самой себя в чужом сне, ее жизнь – прострация смерти, скитание в лимбе, дрейф на смоле бесконечного моря ничто. Страдание без надежды – это как задыхаться в тоске. Никакой подруги в Гэри, никакого спасения, никакой двери. Ей было некуда податься – Сэт, ее сутенер, обещал, что отрежет ей язык, когда найдёт ее; поэтому она не могла спать в квартире с ее престарелой тетей. Она не могла даже более работать в этом районе. Конец, это конец, господи, как я несчастна. Роуз сползла по стене, сдавленно всхлипывая в ладони. Мне некуда больше пойти. Я обречена. И все будет замечательно, все будет замечательно, малышка. Успокойся, прошу. Придумаем что-нибудь завтра, на ясную голову. Мы всегда находили выход. Тем более Сэт – он ведь блефует, он не отрежет мне язык, потому что тогда я не смогу отрабатывать ртом. Хотя, может, некоторым понравится немая сучка. Некоторые любят тех, кто не может дать отпор, не может даже ничего произнести… Это лучше, чем кляп во рту… Господи, я так устала от всего. Но я высплюсь и станет легче. Обязательно станет легче. Мне просто нужен крепкий сон…
В коридор вышел Том, вытирая полотенцем лицо. Увидев всхлипывающую, спрятавшись в свои ладони Роуз, он присел рядом с ней:
– Что с тобой? Почему ты плачешь?
– Ничего, ничего, я просто устала, очень устала, – сквозь плачь отвечала одна, и к ее лицу все больше приливала жгучая кровь, а в горле – ширился ком; она ненавидела себя за то, что не выдержала. Она не имела права.
– Ну-ну, – Том приобнял ее, гладя по плечу, – не плачь, дорогая. Все образумится. Если ты переживаешь, что тебе некуда пойти, то можешь оставаться у меня сколько нужно. Ты даже не обязана ради этого со мной спать.
– Хотела бы я знать, зачем я живу, – она давилась словами, – хотела бы я знать.
– Никто не знает, детка. Никто. Это не делает наши жизни хуже.
– Если бы у меня была хоть какая-то цель или мечта… Я… Я думаю, мне было бы намного проще…
– Это все маяки, которые не ведут ни к каким островам. Цель может быть, наверное, только одна – и это само плавание. Зачем? Мы его не выбирали, чтобы теперь оправдывать. Черт, нас вбросили сюда нагими, в крови и с криком – о каком смысле идёт речь, если не о том, чтобы теперь просто как-то стараться плыть дальше. Выживать. Другой правды нет, дорогая. Либо я ее просто никогда не мог понять.
– Я не знаю, откуда брать силы, просто не знаю…
– Сейчас, подожди, – Том встал, принёс штопор, вскрыл бутылку и сел рядом с ней. – Доставай сигареты. Закурим, глотнём – и полегчает. Не то чтобы это верное средство, но другого у меня нет.
– Я не могу больше пить, – сказала Роуз, доставая пачку сигарет из сумочки.
– Не глупи. Я знаю, о чем я говорю. Поверь мне.
Они поочерёдно присосались к бутылке; Роуз поперхнулась и сплюнула часть на пол.
– Это отвратительно, – поморщилась она.
– Это