.
решительно кивнул еж. – Я знаю кафе, в котором будет выступать Сун-Пак. Ее надо украсть у Ашота до Фестиваля. Другого способа спасти мою возлюбленную нет. Если родится дочь, мы назовем ее Нанишей.
Думать о том, какие дети могут родиться у горного ежа и певчей канарейки, даже близко не хотелось, зато я представила другое. Как это замечательно – влюбиться! Вот я, например, много раз ходила на свидания, встречалась то с одним, то с другим, однажды дело и вовсе далеко зашло, но того чувства, о котором поют, пишут и с трепетом рассказывают, ни разу не испытала. А вот Пешкасий сумел влюбиться за какие-то четыре часа сегодняшнего утра. Стоит не только за него порадоваться, но и помочь! Пусть даже это и будет стоить мне работы. В конце концов, он прав. Работа всегда была у меня на первом месте, пора менять приоритеты.
Итак, вместо того чтобы вернуться в кабинет, я решительно направилась к двери Седалии, которая обычно ела у себя. Мне хватило один раз наблюдать за обедом демоницы, чтобы никогда больше не беспокоить госпожу Бруберштерн за едой. Однако меня переполняла такая уверенность в правильности поступка, что я отбросила все сомнения.
В тот момент мне захотелось удивить Пешкасия своей решимостью. Но в первую очередь – себя.
Я громко стукнула в дверь и, не дожидаясь ответа, вошла. Раз не заперто, значит, можно.
Мгновением позже мои щеки пламенели от смущения, потому что Седалия была не одна. На диванчике спиной к двери расположился человек в шляпе с такой высокой тульей, что начальница из-за нее едва виднелась. Острый кончик шляпы норовил проделать дыру в недавно отремонтированном потолке. При моем появлении гость или гостья, – кроме шляпы больше ничего видно не было, – даже не повернул голову. Седалия, однако, повела себя необычно. Я уже приготовилась, что меня сейчас отчитают самым строгим образом, но начальница вдруг мне кивнула.
– Это ты, Наниша? – почему-то спросила она, хотя других дриад Наниш в Бюро не работало. – Проходи, я как раз о тебе говорила.
Если сначала я смутилась оттого, что так бесцеремонно прервала разговор начальницы, которую побаивалась, то теперь настало время испугаться по-настоящему. Решимости как ни бывало. А ведь в голове уже сложилась идеальная картинка – я гордо вхожу в кабинет, бросаю удивленной Седалии на стол заявление об увольнении и говорю: «Прощаемся или временно, или навсегда». Наверное, я понимала, что афера в любом случае не удалась бы: какой отпуск, когда ты единственный сотрудник в отделе? На что рассчитывала?
Я было попятилась, бормоча, что лучше зайду в другой раз, но Седалия вдруг проворно подскочила и, оказавшись рядом, приперла к стенке. То есть, подошла так близко, что мне ничего не оставалось сделать, как вытянуться в струну и стараться не дышать. Седалия и раньше никогда не соблюдала личного пространства, а в своем кабинете и вовсе чувствовала себя на родной территории. Меня уже солидно так потряхивало, когда она улыбнулась и произнесла, обдавая нас ароматом крепкого табака. Курить в Бюро было запрещено, но на Седалию правила не распространялись.
– Хочешь