Падение Хаджибея. Утро Одессы (сборник). Юрий Трусов
где битва была, трава червоная появилась, в лимане же соль рожевая расти начала. И стало людям ясно, что неспроста это. То землица наша родная кровью, за нее пролитой, нам знак дает от неволи султанской да ордынской вызволить ее. Вот отчего и соль рожевая, когда ее со дна лимана поднимешь, синей становится. Кровь-то из нее в место свое родное обратно уходит. И трава червоная тоже, как и соль рожевая: вырвешь ее – синеет или серой становится. Кто не верит – проверь! Сам я проверял. Вот, братчики мои, что тут было…
Чухрай закончил свой рассказ. Чумаки призадумались. Солнце начало клониться за полдень. Наступал час обеда. Кондрат хотел было повести казаков в табор на обед, как раздался грохот. То Корж выстрелил из пищали, призывая к себе.
Хлопцы быстро побежали в табор. Вмиг все были уже у возов. Чумаки быстро натянули одежду, разобрали и изготовили к бою оружие, опоясались саблями, зарядили ружья и пистолеты.
К табору медленно приближался небольшой конный отряд. Это были не ордынцы, а турки. Кондрат впервые в жизни увидел спахов, султанских кавалеристов. Сидели они на рослых, хорошо откормленных, пузатых конях. Одеты были пестро: белые широкие шаровары, синие и алые куртки. Голову каждого воина украшала искусно повязанная чалма. Вооружение спахов состояло из утолщенных книзу шашек и кривых длинных ножей – ятаганов, заткнутых за яркие кушаки. У некоторых были пистолеты и ружья.
Казаки с пищалями в руках встали на возы, которые образовывали небольшой замкнутый квадрат.
Хурделица, положив руку на привешенную к поясу в ножнах саблю, спокойно подошел к предводителю отряда, юзбаши[27], чернобородому турку, остановившему коня шагах в двадцати от чумаков.
– Кто вы, христианские псы, и почему воруете нашу соль? Разве вы не знаете, что воров наш паша не милует? – закричал на Кондрата вместо приветствия и замахнулся нагайкой.
Кондрата предупреждали и Бурило, и Лука о том, что турки при встрече стараются всегда запугать и унизить чумаков и что не следует их бояться в таких случаях.
Хурделица спокойно глянул в черные, блестящие от ярости глаза юзбаши. Во взгляде казака не было ни угрозы, ни страха. А страх-то и рассчитывал вызвать у молодого гяура турок – тогда можно было бы сначала безнаказанно отхлестать чумака, а потом и его товарищей, отнять у перепуганных неверных все, что есть. Но на лице казака султанец прочитал такую уверенную, мужественную силу, что невольно глянул на табор, где стояли с ружьями в руках остальные чумаки. Увидев с десяток направленных на него ружей, он сразу опустил занесенную нагайку. По опыту прошлой войны с русскими он, старый спаха, знал, что неверные, если стреляют из ружей, то редко дают промах. «Слава аллаху, что я вовремя удержался и не хлестнул нагайкой дерзкого гяура. Его товарищи сразу бы застрелили меня. Лучше с этими отчаянными собаками не иметь дела», – подумал турок.
Хурделица увидел замешательство противника и, протянув ему свой пропуск-пайцзу, сказал на татарском языке:
– Ты ошибся, начальник. Мы не
27
Капитан (