Траектория страсти. Николай Артюшин
бездны, манящей чудесами, не требующими объяснений и комментариев.
Он касался уже не мизинца, а локтя, плеча обнаженного, вводя ей сквозь кожу инъекцию жаркой энергии, клокочущей в нем самом. Она двумя нежными пальцами снимала пушинку, севшую ему на веко. И в этом движении, сдержанном, но интимном, прорывался на свет оглушительный голод, который не велено до поры объявлять… (Кем не велено?) …который предательски увлажняет ладони, а со дна человечьего тела, из сумрака, в котором таятся неведомые химеры, извлекает взрастающий в грохот хор. Хор сначала робких и застенчивых, но, как вспорота оболочка, – неуправляемых, дерзких и распинающих безжалостно страстей.
Оставался один шаг…
Розоватый закатом парк, блики озера, чью поверхность настырно ласкает ветер. Юля стоит у березы, зажмурив глаза и вдыхая прохладу вечера. Виталий у нее за спиной. Вдох до судорог в горле. Он руками берет ее за плечи и мягкими губами льнет к ее шее. Перебирая губами к плечу, шепчет:
– Юленька…
Она поворачивается. Быстро… очень быстро… играя глазами испуг… Но в глубине зрачков – омут, ее поглощающий… и его.
Ладони ее вроде бы уперлись ему в грудь, отталкивая. Но в ненастойчивом нажиме – скорее желание усилить прикосновение.
И на этот раз он приникает губами к ее губам.
Течение жизни раздробилось на нетерпеливые отрезки – от одной встречи с ней до другой. Виталий вне одуряющих свиданий существовал теперь механически. Дом его был его домом, но это мыслилось настолько очевидным, что утратило интерес. Все его естество просто маниакально тянулось туда – в запретный мир, с ослепительно яркой надеждой материализации беспорядочных и беспредельных фантазий. Треснувшее стекло его мироощущения преломляло обыденный свет, распыляя вокруг мириады цветных огоньков. И сквозь судорожно прерываемый вспышками пунктирный сон, и при свете дня, пеленая поверхность рутины блаженным обманом видений, в каждый вдох проникала она, Юленька.
Дом, который оказался на обратной стороне вновь открытого мира, становился все более чужд. Внутри Виталия от любого соприкосновения с домом словно мгновенно закрывался некий главный клапан, отсекающий его от реальности.
«Иметь бы способность выключать одну жизнь и включать другую…», – плыл в прострации горе-герой, – «Раздвоиться… С женой поживет мой клон…».
Мозг Виталия начал решать мучительную задачу: как исхитриться быть с Юлей, не меняя в семье ничего. Этот вопрос удушал, заставлял коченеть, расползался по организму и ныл в суставах. Пища утратила вкус, планета утратила красоту.
Как из космоса наблюдаемые облака, спиралями, разорванными кольцами и несусветными извивами проникали они друг в друга дрожащими электрическими полями душ. Но обречены были скитаться в пространстве. Бездомное завихрение чувств. Вне правил, лишь упиваясь запретной сладостью этого нового «мы».
Прогулки, кафе, безымянные сеансы в кино, и по кругу: прогулки…
– Виталик,