Доверься. Ольга Вечная
Сама смотрю под ноги, чтобы не навернуться. Голова приятно кружится.
Адомайтис находится нестерпимо близко.
Едва оказавшись на танцполе, он сжимает мою талию. Потом ведет пальцами по спине вдоль позвоночника. Мягко, осторожно, но мне и этого хватает.
Мозг плавится. Музыка здесь громкая, шутить и острить не получится. Приходится молчать и чувствовать. Я делаю робкий шаг вперед.
Его запаха становится больше.
Адомайтис вдруг притягивает меня к себе, заставляя резко вдохнуть и крепко обнять его за шею.
В таком положении он начинает неспешно вести.
Ауч. Что может быть сексуальнее медленного танца двух едва знакомых людей?
Которым трогать друг друга рано, целоваться рано. Если бы он полез вот так в машине обниматься или на улице – я бы вызвала полицию.
А под музыку можно. Красивая мелодия – прекрасное оправдание для моей залитой крепким алкоголем и потому заткнувшейся совести.
Я касаюсь кончиками пальцев его шеи, нащупываю две небольшие родинки, обвожу их нежно, заботливо. В ответ Паша как-то по-особенному медленно вздыхает полной грудью, что вызывает во мне ту самую дрожь.
Он чувствует мою реакцию и прижимает меня к себе на пару секунд. Сильно. Горячо. Затем послушно отпускает. Потому что мы воспитаны и живем в современном разумном обществе. Потому что, будь мы варварами, он бы уже тащил меня к себе домой, чтобы болтать не о пластике.
Но ему нельзя. Вот трогать во время танца можно, прижимать к себе – пожалуйста. А как музыка закончится – и это станет недоступным.
Наши глаза вновь встречаются. Слава богу, здесь достаточно темно, эмоции легко спрятать.
Я веду рукой по его затылку. У Адомайтиса густые короткие волосы, которые мне нравятся. Касаться их нравится.
Мы продолжаем двигаться. Провоцировать. Обострять.
Музыка обрывается. Следом раздаются аккорды чего-то отвратительно веселого. Я отстраняюсь и иду к барной стойке. Павел следует по пятам. Сердце колотится, пустоты в животе нет – там все огнем пылает, в узлы морские скручивается. Щеки горят.
Два года я живу как в монастыре. Но при этом не дурочка. Знаю, что дальше последует.
Вдох-выдох.
Павел Адомайтис меня хочет. Это очевидно по языку его тела, по взглядам.
У меня, конечно, уже тысяча мыслей в голове. Мотает от «не оставить ему свой номер» до «пригласить к себе на утренний кофе» по двести раз за минуту.
У мужчин обычно все до банальности проще. Я ему чем-то понравилась, он меня понюхал, потрогал, рассмешил пару раз.
Судя по всему, сказал фантазиям «да». Сейчас. Без всяких там «а если…». Без оглядки на мои намерения, на мой бэкграунд.
Я в его вкусе. Он это знает. Я это знаю. Он знает, что я знаю.
И теперь самое главное, чем он будет усиленно заниматься, – делать вид, что это не так.
Шутить, болтать. Думать о мертвых птенцах, о загрязнении планеты целлофаном, каких-нибудь внутренностях, которые он наблюдает на работе. Или что там еще Адомайтиса удручает.
Потому что у нас