Зарево. Пекло. Диана Ва-Шаль
многое свалилось на голову – не успевали осмыслить, переварить.
***
Шум от хлопка двери машины кажется значительно громче, чем он есть на самом деле. Через мгновение Крис кладет передо мной на панель две тугие сшитые папки.
– Подумал, что тебе будет интересно. План блокпоста, устав, положения о досмотре граждан и транспортных средств, – Льюис немного кривится, разминая предплечье руки, на котором виднеется сильный кровоподтек. – На полу валялись.
Я молча кладу на панель (уже перед Крисом) пачку патронов: своеобразный обмен состоялся. Признать, мне приятно, что горгоновец подобрал и принес мне бумаги. Насколько бы скептично он не относился к моему любопытству и "бесполезным тараканьим бегам за истиной", папки все равно забрал.
В тишине гудение моторов превращается в настоящий рев.
– Мне казалась, что здесь будет столпотворение. А дорога пуста, машин почти и не было.
– Чтобы заторы образовались у таможен, да и в принципе вне города, люди должны были из этих самых городов выбраться, – горгоновец пожимает плечами, и доля правды в его словах есть. Мы не встречаем пробок на трассах там, где люди даже не смогли выехать на магистрали.
Крис опускает ручник, выкручивает руль, вполоборота глядя на таможенный пост. Там, за закрытыми дверьми, до сих пор бьются зараженные. Я не слышу их ударов, их гортанного рокота, но эта какофония звуков продолжает греметь в моих ушах отчетливо и ярко.
Машины выезжают на мост.
Я тяжело сглатываю – мы держим курс в Центр, к Старым рубежам. Роберт все еще получает оттуда обрывчатые локальные донесения, какую-то информацию, хотя нам ее не оглашает; нам лишь известно, что Северная зараза уже добралась до тех мест, и нещадно сжирает все на своем пути. Горгоновцы, в большинстве своем, считают, что Рубежи должны выстоять. Да и это сейчас единственное место, куда можно стремиться, и на которое можно надеяться.
Длинные белые подвески арочного моста напоминают тюремную камеру.
Мне страшно от собственной беспомощности и бессилия. Я могу только смотреть, как пламя пожарищ разрастается, могу только слышать отдалённый грохот от взрывов. Я не способна никому помочь. Не способна помочь самой себе – и от больше прочего пугает.
Украдкой смотрю на Криса. У него раскрасневшиеся глаза, под которыми лежит темная синяя тень.
– Может, после следующей остановки поведу я? – спрашиваю осторожно, уже не в первый раз; обычно ответ на этот вопрос отрицательный, но сейчас горгоновец выглядит совсем разбито.
– Не люблю, когда за рулем моей машины сидит кто-то еще, – Льюис не поворачивает ко мне головы. Вытирает глаза рукой, затем кладет руку себе на шею. Думает с секунду. – Ладно, но только в этот раз. После остановки поведешь ты, а я немного вздремну.
Под пепельными облаками тлеет лунный диск.
Наступило удивительно прохладное утро. Еще не рассвело; легкая сонливость мгновенно прошла, когда я выскочила трусцой за Роудезом на улицу, – с вечера