Весна 45-го года!. Георгий Четвериков
в деле, гражданин маршал.
– Спасибо, Карл Рудольфович, за подробности, но боюсь, что туберкулезный барак может показаться вам санаторием по сравнению с тем, куда мы вас отправляем.
– С деталями операции вас ознакомят.
Рокоссовский протянул руку, и полковник отдал ему увесистую папку.
– Здесь подробности предстоящей операции и документы, которые могут вам помочь, товарищ майор.
– На этом все! – поднялся Рокоссовский, – за подготовку и отправку группы отвечает генерал-майор Конев.
– Слушаюсь, Константин Константинович, – вскочил генерал-майор, и Рокоссовский быстро удалился из кабинета в сопровождении большей части присутствующих.
После того, как все удалились, нас осталось четверо: я, полковник, генерал-майор и профессор.
Полковник подошел к месту, где сидел Рокоссовский, и толкнул в мою сторону толстую папку: – Изучай, майор. Отсюда ее не выносить.
– А я? – тихо произнес профессор.
– Ну и вы! – развел руками Иван Никитич, переглядываясь с полковником.
По состоянию генерала было видно, что в присутствии полковника он сильно нервничает.
Полковник госбезопасности молча кивнул и сел на место.
Профессор аккуратно пододвинулся ко мне, ожидая, что я его поставлю на место. Может, при других обстоятельствах я так бы и поступил, но сейчас меня самого поставили в те же условия. Меньше суток на подготовку. И заброска куда-то за линию санитарного кордона с целью найти то не знаю что. Хотя, что я лукавлю. Почти все дела СМЕРШ начинаются именно так. Ведь поиск диверсантов и немецких агентов очень часто начинался с перехвата туманных радиограмм и несущественных на первый взгляд косвенных улик и зацепок.
В этом же деле однозначно был известен примерный район, где впервые появился неизвестный «агент», как для простоты я обозвал про себя вирус, и где следует искать место, из которого он пришел.
Просмотрев документы, предоставленные мне для изучения, я отсортировал их. Часть из них, в которой содержались медицинские сведения о неизвестной болезни, я пробежал глазами, но, не поняв и половины специфических терминов, передал их профессору.
Он в свою очередь, снова подняв взгляд на генерала, и получив его одобрение, аккуратно, стараясь не помять, положил их перед собой и, уткнувшись в них глазами, стал внимательно читать.
Я же погрузился в хитросплетения докладов, радиограмм и записок, поступавших из расположения 3-го Украинского фронта до 25 мая, когда от двух из его армий 26-й и 27-й уже мало что осталось.
Во время работы с документами я очень часто настолько погружаюсь в процесс, что перестаю замечать людей, находящихся рядом.
Вот и сейчас, через два часа изучения материалов, забыв о том, что в кабинете находятся старшие офицеры, я, как ни в чем ни бывало, произнес, – Хорошо бы стаканчик чая.
– Два, – добавил профессор.
Возмутившись такой наглости, генерал громко просопел и ответил: – А может, еще бланманже изволите!?
Не получив