Влетая в Черную дыру. Серия книг поэтической философии миропонимания новой эпохи. Владимир Симонов

      Мне ехать не к кому и некуда,

      мой мир сложился до везде,

      связь эта атомно-молекульная

      в напряжённейшей борозде,

      где я распахиваю площади,

      ментальность вымывая в пыль,

      где иллюзии и лень на очереди

      ради ориентиров слепым,

      гармония из света складывается,

      напахтывается танцем Любви,

      сердце прозрением не нарадуется

      в благословительном живи!

      Живи, дыши вселенской вечностью,

      танцуй свой танец из примет,

      мгновением каждым очеловечиваясь,

      при покровительстве планет.

      Надоело питаться падалью

      идей, веков, слов,

      в глубину океанскую падаю

      высотой основ.

      Отказался от однозначности

      тупиково-иллюзионных вех,

      и рассматриваю из прозрачности

      общепринятый суетливый бег.

      Кто-то в пропасть гребёт отчаянно,

      кто цунамится на берегу,

      кто-то молится смиренно-покаянно, —

      но рождённых найти не могу.

      От зачатия до рождения

      Солнце вечностью рассветит миг,

      и из гумуса поколения

      сложится и рифма, и танце-стих.

      Отритмируется зачинание,

      осинхронится Красотой,

      и со святостью соприкасание

      в Гармонию посвятит волной.

      Опять потерялась, опять не нашлась,

      опять многоточия и запятые,

      и вместо рифмы костёр разожгла,

      отчаянно сжигая мгновения святые.

      Из небыли утро, из ночи рассвет,

      из воспоминаний мрачный закат,

      из тревожной реальности гирлянда лет,

      Ты была рада, и я был рад.

      Сместилось пространство в разнос и взахлёст,

      выше иль ниже, не разобрать,

      парус поймает свежий Норд Ост, —

      есть время разбрасывать,

      а есть собирать.

      Убиенная старушка

      плачет тихо о судьбе,

      прожила жизнь хохотушкой,

      на метле, как на трубе,

      в ступе супер-реактивной

      помышляла здесь и там,

      и казалась жизнь ей длинной,

      как в туннеле у крота,

      посиделки на досуге,

      томный ужин при свечах,

      в злобной зависти к подруге,

      на ментальных, на лучах,

      огородами, кустами,

      избегая солнце-свет,

      завтракала молодцами,

      а девицами – в обед,

      с домовыми вальсовала,

      с лешими наперегонки,

      в общем, спала с кем попало,

      просыпаясь не с той ноги,

      в заварушках не встречалась,

      в одиночестве жила,

      незаметной быть старалась,

      прячась от добра и зла.

      Но Любовь когда случилась,

      поперхнулась и… умерла,

      сердце о нежность надломилось,

      и опали два крыла.

      От Любви не умирают, —

      да, понятно, в чем вопрос,

      но, подпрыгивая, мечтают,

      и целуются в засос.

      Но для ступы это вредно,

      изначально, задний ход,

      и метле, неуютно, бедной,

      без хозяйкиных хлопот,

      а старушка растеряла

      весь свой фееричный пыл,

      в розовых очках витала,

      стал волшебный мир не мил,

      колдовство свелось к игрушкам,

      заклинания без следа,

      и знакомые зверушки

      разбежались кто куда.

      Убиенная старушка

      плачет тихо о судьбе,

      а куриная избушка

      износилась при ходьбе…

      Опять дожди, как слёзы омовения,

      минорный